Вечный Жид
Шрифт:
А фули в таких случаях делать?
Способов ж е л е з н о убедить твердолобого навалом. От пули в этот самый твердый лоб до гильотины, до намыленной веревки включительно.
«Не знаю ваших дел с древнекитайским Мао, учитель Кун, но, видимо т о г д а вас просто д о с т а л и, — протелепатировал Станислав Гагарин водителю черной в о л г и. — И у меня имеются клиенты, по которым плачет, и даже воет, петля или пуля. На худой конец сгодится и сотня-другая плетюганов от добрых рук справных терских или донских казаков».
«Не выставляйтесь, Папа Стив, — отозвался Конфуций. — Вовсе не такой вы жестокий человек, каким пытаетесь казаться. Ведь мы вас не первый день знаем… Оглянитесь!»
Станислав Гагарин повернулся на сиденье и тут же отпрянул к правой дверце. Там, где только что обозначалась его голова, возникло на стекле пулевое отверстие с характерными трещинками, которые лучами расходились от границ зловещей дырки.
Стреляли из догоняющего их в о л г у белого м е р с е д е с а.
V
Первому Лицу было тоскливо.
Неожиданно для всех взяв двенадцатидневный таймаут, он укрылся на загородной даче, прихватив с собою из Москвы особо доверенных советников, тех, кого назвал ему д р у г д о м а, склонивший Very Important Person к непонятному для всех, включая и высокорангового о т п у с к н и к а, действию.
— Вам крайне необходима небольшая разрядка, май фрэнд, — в обычной манере называя высокого подопечного на заокеанский лад, сказал д р у г д о м а. — Развеетесь на природе, подышите натуральным кислородом, посочиняете на досуге кое-какие указы. Да и противника собьете с толку. Чего это, подумают они, Большой Бобби слинял вдруг из столицы. Наверняка придумал очередную хохму… И пусть ломают головы, эти красно-коричневые реваншисты! Ведь вы у нас, май фрэнд, непредсказуемый политик. И это здорово! Никто не может разгадать ваших ходов…
Произнося эти фразы, д р у г д о м а едва сумел остановить ироническую струю, она так и норовила прорваться сквозь вязь двусмысленностей, которыми он обволакивал собственную речь. Человеком тайный советник вождя, рекомендованный последнему самим — страшно вымолвить! — хозяином Белого Бунгало, был весьма остроумным, в общении с людьми легким, коммуникабельным, одним словом.
К тому же блестящий знаток русского языка, говоривший на любых наречиях и сленгах! Мог и по ф е н е б о т а т ь, и по-одесски на шипящие нажимать, о к а т ь по-нижегородски и х а к а т ь по-южнорусски.
А анекдотчиком д р у г д о м а таки был непревзойденным! Еврейские байки, которые вождь-гауляйтер в тайне обожал и ценил выше любого фольклора, шпарил так, что Большой Бобби икал от смеха и требовал на каждый день новый, позабористее и посвежее. Армянское радио он тоже признавал…
Впрочем, д р у г д о м а и был настоящим лингвистом, в миру, так сказать, подлинным доктором филологии, имел на авторском счету переводы из Чехова и братьев Ильфов энд Петровых. Даже знаменитого пародиста Иванова перевел для обитателя Белого Дома в Вашингтоне — не путать с Краснопресненской набережной. Правда, классиком Иванова д р у г д о м а не считал, но противиться просьбе подопечного ему вождя не мог. Тому же весьма хотелось, чтоб его названный заокеанский брат узнал, какие замечательные пародисты, юмористы и сортирики — простите, оговорился! — с а т и р и к и трудятся на дерьмократической ниве, размазывая по ней навоз героических свершений Реформы.
Кстати, знаменитую русскую поговорку «Доверяй, но проверяй» подсунул Рональду Рейгану именно д р у г д о м а. Он приобрел значительный вес с началом эпохи плюрализма и н о в о г о мышления, ибо и сам был одним из разработчиков грандиозной антисоветской и антирусской акции.
В первый день пребывания в вынужденном о т г у л е вождь устроил широкое отмечанье, благо был повод — начало отпуска. В застолье были приехавшие с ним советники, неизменный д р у г д о м а, который являлся негласным руководителем группы разномастных х м ы р е й, облепивших Хозяина со всех сторон, и почитался ими всего лишь за веселого, разухабистого парня, всего-то навсего заокеанского то ли приживала, то ли переводчика при е б е э н е — об истинной роли лингвиста не догадывался никто, включая и вождя.
Прибыл и неизменный участник высочайших междусобойчиков, военный к о р е ш Хозяина, мужик на прием дозы крепкий. Его участие щекотало самолюбие вождя, ибо сам он в армии никогда не служил, а ума у него понять, что в стратегическом отношении он совершенный нуль, хватало.
Но слаб человек! Кому не понравится, если сидит с тобою за столом боевой генерал, подливает в твою чарку и по-собачьи преданно заглядывает в глаза. А ты хоть и жалкая штафирка, а можешь цыкнуть на него, скомандовать «К ноге!» или натравить на соседа: «Куси его, Шарик, куси!»
Вспоминать о соседях, бывших, так сказать, его друзьях-партайгеноссен, ему всегда было тяжко. Вякнул о возможности пересмотра границ Российской империи, то бишь, Державы, когда трагикомический августовский фарс вознес его на башню броневика, пардон, т а м а н с к о г о танка, так тут же и получил по шеям из Вашингтона.
— Не балуй, — недвусмысленно дали ему понять с берега Потомака. — Стоять смирно! Не для того мы тебе власть с в а р г а н и л и, чтобы ты нам тут самостоятельность проявлял, амбициозные к о н и к и выбрасывал.
И через д р у г а д о м а прозрачно намекнули о нежелательности каких-либо претензий к соседям — пусть нищают без помех со стороны России. Никаких объединительных союзов, разве что для б л е з и р у, а субъектам Федерации набивать глотки суверенитетом, пока не подавятся. А еще лучше, если они полностью обособятся от Москвы, хватит с него и титула Нечерноземного Короля.
Разумеется, он понимал, что попал между жерновами, порою делал попытки высвободиться, взбрыкнуть, как бывало, когда пошел во время оно в разнос, не догадываясь, что фрондерство на октябрьском пленуме, привлекшее к нему внимание российского люда, тоже было инсценировано заокеанскими режиссерами.
— Не извольте беспокоиться, ваше величество, — убедительно говорил ему д р у г д о м а, когда оставались наедине. — Народ вас боготворит, на полном серьезе толкует о помазаннике Божьем. Что же касается омандаченных к о з л о в, то мы их как пить дать разгоним по стойлам, дайте только срок надлежащий, момент необходимо подобрать.
В е л и ч е с т в о м тайный советник стал именовать вождя, когда тот шантажом и угрозами вырвал у омандаченных к о з л о в особые должностные привилегии. Поначалу вождь морщился, слабо протестовал, но д р у г д о м а сводил такое величанье к шутке, перемежал высшее обращение французским с и р, и постепенно приучил подопечного гауляйтера воспринимать отнесенные к нему слова в а ш е в е л и ч е с т в о как естественные.