Вечный Жид
Шрифт:
— Хорошо хоть талантливым Кобу признал, шпанская его, вражьего лазутчика душонка, — проговорил Каганович. — В отличие от Бронштейна-Троцкого, который величал Сталина п о с р е д с т в е н н о с т ь ю. О, зохен вей! О, боже мой, как выражаются старые евреи… Наизощрялись в эпитетах эти козлы любых мастей и оттенков… Каждую клеточку сталинского существа-таки полили трехслойно дерьмом, вонючки и поцы! Но что я думаю! Вы, наверное, таки проголодались? А я имею жареный гусь и к нему картофельный ц и м е с…
— Цимес? — переспросил заинтересованно Станислав Гагарин. — Давно хочу узнать, что же это такое…
— Ваша любознательность делает вам честь, молодой человек… Вы таки быстренько садитесь за стол, а я достану из русской печки еду, там ведь теплое держится долгое время. Гениальная находка — русская печка! Что бы я без нее делал…
Проворно, но без суетливости, Каганович накрыл стол, и когда сочинитель уписывал за обе щеки сливового цвета картофелины — от гусятины писатель отказался — Железный Лазарь рассказал ему, как готовить картофельный ц и м е с…
— Простое таки дело, — объяснял бывший член Политбюро. — Берете четверть килограмма картошки и сто граммов чернослива. Еще меду десять граммов, сахару пять и жиру куриного десять. Опять же мускатный орех и соль.
Картошку почистили, нарезали кружочками и положили на сковородку. Добавили размоченную таки мякоть чернослива, мед, сахар, жир, залили водой, в которой вы замачивали — слушайте сюда! — черную сливу, и стали тушить на тихом огне, при том помешивая таки, помешивая… И ждите, молодой человек, когда суповая, так сказать, консистенция исчезнет, а ваша картошка станет цветом как чернослив, чуточку, конечно, понежнее. Тут вы и посыпьте ц и м е с мускатным орехом, конечно, и посолить опять же надо. И тогда или к жареному гусю подавайте, а можно и просто ц и м е с кушать, как наш письменник сейчас кушает… А тебе, Викторыч, ц и м е с нравится?
— Потому его и называют ц и м е с, что вкуснятина, — ответил, улыбаясь другу, академик Тарле.
«Вернусь на Землю — обязательно расскажу Диме Королеву, как ел на том свете ц и м ес, — подумал Станислав Гагарин, подчищая тарелку. — Ведь Королев назвал рецензию на книгу «Цимес Кагановича», вовсе не подозревая, что это попросту еврейское блюдо».
Видя, что с угощением его покончено, Лазарь Моисеевич встрепенулся:
— Статью-то, статью, молодой человек, вы таки не дочитали!
— Хорошо, — просто сказал Станислав Гагарин и принялся читать дальше:
— Довольно часто бывает так, что тема выводит автора на иные, пусть и сходные сюжеты.
Видимо, нельзя представлять беседы с Кагановичем, не вспомнив при этом о Сталине.
Собственно говоря, ценность книги «Так говорил Каганович» не только в том, что это уникальная возможность из первых уст услышать о делах давно минувших лет, узнать оценку многое повидавшего человека тому, что происходит в нынешнем государственном доме.
Это еще и возможность сравнить прежние и нынешние государственные подходы к решению насущных задач, стоящих перед Отечеством, перед Российской Державой.
Наконец, это памятник такой понятной человеческой верности человеку, с которым работал наш герой, которого уважал, делил нелегкое бремя строительства нового государства. И оставался преданным Учителю до конца.
Подобное ныне встречается, к сожалению, редко. И у д и н ы серебреники не дают покоя сонму разоблачителей, осквернителей, гробокопателей, с глумливыми воплями выбрасывающих кости не сумевших защитить себя прежде могущественных и гордых предков.
Давайте хранить и обихаживать их могилы…
Можно, что угодно думать и говорить о бывшем местечковом кожевнике Лазаре Кагановиче. Нельзя лишь отрицать того, что был он одним из созидателей Великой Державы. И до конца вековой жизни остался верен Учителю, достойным апостолом которого был всегда.
Каганович не изменил Сталину, Христу и страдальцу Двадцатого века, как сделал это и у д а Хрущев, предтеча дьявольской перестройки и лживого н о в о г о мышления.
Честный Лазарь оказался достойнейшим учеником Сталина, и его исповедь, которую вы прочтете, вернет вас к образу Великого Вождя Великой России, ныне униженной и оболганной ничтожными пигмеями, которых неизбежно смахнет в мусорный ящик забвения Ея Величество История.
— Аминь, — заключил Каганович.
— Воистину так, — сказал Евгений Викторович. Станислав Гагарин взглянул на часы.
— Ого, — спохватился он. — Осталось две минуты, чтоб вернуться на Землю. Соотечественникам что передать?
— Пусть будут х о р о ш и м и русскими, — в один голос сказали Каганович и академик Тарле.
СПАСТИ ГАГАРИНА, ИЛИ ПОЧТЕННЫЙ УЧИТЕЛЬ КУН
Звено одиннадцатое
I
В Товарищество Станислава Гагарина приходили письма читателей.
Было бы несправедливым утверждать, что в почте вовсе не оказывалось писем кляузных, склочных.
Нечасто, два-три письма в неделю, но приходили капризные листочки с непомерными упреками то на м я г к у ю обложку, то на о с о б о е вложение, то на поврежденную при пересылке бандероль, хотя последнее вообще относилось к компетенции почты и Товарищества никоим образом не касалось.
Два-три неприятных письма в неделю на десятки и сотни восторженных посланий с разных концов Державы — соотношение, прямо скажем, радующее, и соратники неоднократно говорили Станиславу Гагарину о том, что напрасно шеф так близко принимает к сердцу столь редкие вопли недовольных с в а т о в.
Под сватами имелся в виду персонаж поговорки «Недовольному свату хоть кобеля в сраку».
При всем при том, наш сочинитель по-прежнему мечтал о том, чтобы л и ч н о ответить каждому читателю, хотя много поступало и чисто информативных извещений типа: я послал вам перевод, прошу считать меня подписчиком на «Русский сыщик» и на Библиотеку «Русские приключения».
Хочешь тоже направить весточку Папе Стиву? Изволь… Но пока подпишись на его Собрание сочинений в 30-ти томах… Подписка продолжается!