Вечный. Тетралогия
Шрифт:
— Привет, старый зануда, не думал, что засечешь меня так рано.
Богун кивнул и сухо спросил:
— Чем обязан, генерал Скшетусский? Лицо на экране слегка сморщилось.
— Все не можешь забыть? Брось. Судя по всему, скоро здесь снова развернутся такие дела, что шансов сунуть задницу в пекло будет хоть отбавляй. С вполне предсказуемым результатом.
Богун удивленно вскинул брови:
— Император принял решение восстановить укрепления на Светлой? Генерал покачал головой:
— Нет, об укреплениях разговора не было. У меня двенадцать транспортов горнопроходческого оборудования, но все стандартное, так что максимум о чем может идти речь — это укрытия. Но вот то, что скоро у тебя на Светлой будет чертова
Богун на мгновение — задумался, а затем осторожно поинтересовался:
— И насколько большая туча? Генерал усмехнулся:
— Потеряешься, — и тут же добавил: — Подожди. Сяду — поговорим.
— Где будете садиться?
— В районе развалин второй планетарной базы. Там как, сильно фонит? Богун мотнул головой:
— Уже нет. Вполне терпимо. Если, конечно, вы не собираетесь обретаться там до пенсии. Генерал рассмеялся.
Следующие несколько дней были заполнены до отказа. Капонир стоял на ушах. Полковник Богун тоже был вынужден несколько отойти от своего обычного распорядка. Поскольку площадки для размещения восемнадцати дивизий ударной авиакосмической группы были разбросаны в семи часовых поясах, а на него приказом начальника Генерального штаба были возложены обязанности главного квартирмейстера Светлой, его рабочий день начинался в пять утра, а заканчивался около полуночи. Однако все равно каждое утро, ровно в девять часов, комендант выходил из кабинета, раскуривал свою сигару и, повернувшись направо, начинал движение по привычному маршруту.
Но оказалось, что все это только цветочки. Спустя полторы недели пришел следующий конвой с войсками, а затем конвои пошли потоком, и с обходами пришлось завязать. Богун сбросил шесть килограммов, почернел лицом, привык есть на ходу и всухомятку и урезал время сна до двух часов в сутки.
Войска изливались на планету девятым валом, и коменданту уже казалось, что сейчас на Светлой сосредоточено едва ли не больше сил, чем было на планете в период самых напряженных боев в прошлую кампанию. Что вполне соответствовало действительности, поскольку к моменту битвы за Светлую армия и флот были обескровлены настолько, что их ОБЩАЯ численность едва дотягивала до численности полевых войск, которые УЖЕ были переброшены на планету. Однако конца и края конвоям пока не было видно.
В этом нескончаемом движении полковник внезапно обнаружил одно несоответствие. Несмотря на чудовищную численность развернутых на планете войск, они представляли собой именно ПОЛЕВЫЕ войска, а все силы планетарно-космической обороны Светлой по-прежнему были представлены только ОДНИМ ЕГО КАПОНИРОМ! Если, конечно, не считать ударных истребителей генерала Скшетусского. Но с учетом того, что для выхода в космос им придется сначала преодолеть атмосферу и выбраться из гравитационного колодца планеты, ни время реакции, ни дальность действия истребителей не оставляли никакой надежды использовать их как-то, кроме как силы ближней обороны, то есть максимум на что они были способны — это оказать противодействие противнику на низких орбитах. А это уже противодесантные действия, каковые, при наличии на планете такого количества полевых войск, представлялись просто абсурдными. Любой десант, который могли остановить эти жалкие восемь дивизий, войска, находящиеся на планете, могли бы запросто размазать как майонез по хлебной корочке. А в случае если противник выбросит десант, достойный тех сил, что сосредоточены на планете, то его эскадра или, скорее уж, флот прикрытия десанта в мгновение ока разнесет соколов Скшетусского в мелкую пыль. В общем, все это выглядело настолько невероятным, что Богун даже не сразу поверил в столь вопиющее несоответствие, пытаясь успокоить свою закипающую голову поиском оправданий типа того, что переброска еще не закончена и средства планетарной обороны прибудут попозже или что оборону планеты возьмет
Но мало-помалу реальность обнажилась перед ним во всей своей неприглядности. Никто НЕ СОБИРАЛСЯ усиливать планетарную оборону планеты. Более того, судя по тем беспрецедентным усилиям, которые предпринимались инженерными подразделениями для обеспечения скрытности размещения войск, беззащитность Светлой должна была выглядеть просто вызывающей. Какового эффекта в случае усиления системы планетарно-космической обороны достичь было абсолютно невозможно. А это означало, что Великий князь вместе с Генеральным штабом затевают какую-то крупную боевую операцию. И, судя по тому, что на планете лихорадочно закапывалось в землю почти три четверти полевых войск империи, от успеха этой операции зависело очень многое, если не все. Но это также означало и то, что капонир обречен…
К исходу второго месяца коменданта подняли в два часа ночи сообщением, что к планете приближается адмиралтейский курьер с неким важным гостем на борту. Комендант, прилегший только за полтора часа до доклада, а до того проведший на ногах без сна и отдыха почти тридцать часов, хотел было послать примчавшегося связиста, высказав ему, где он видел связиста, его маму, всех его предков до седьмого колена, а также этот адмиралтейский курьер, да и весь флот в придачу, но потом опомнился и сел на кровати. Курьер — это серьезно. На планете было уже оборудовано около двух сотен посадочных площадок, а его пилот запросил наведение на «точку». К тому же пилот категорически отказался не только сообщить, кого он везет, но даже намекнуть об этом, что вообще-то было делом из ряда вон выходящим.
Спустя полчаса полковник стоял у края посадочного поля, поеживаясь от пронизывающего ветра и изо всех сил борясь с желанием закрыть глаза и заснуть прямо здесь, на шершавом пластобетоне «точки». Курьер был уже над планетой, и вскоре над горизонтом вспыхнула и начала стремительно приближаться ослепительная звезда, а спустя несколько мгновений со стороны звезды донесся гулкий удар. Это означало, что курьер сбавил скорость торможения настолько, что звук наконец сумел обогнать стремительный корабль и радостно возвестить, что до посадки этой неестественно быстрой с точки зрения естественной эволюции штуковины остались считанные минуты.
Когда хищный, вытянутый силуэт курьера на удивление мягко коснулся посадочными опорами ноздреватых плит крошечного посадочного поля, на коменданта пахнуло нестерпимым жаром. При такой скорости прохождения атмосферы температура внешней обшивки курьера, несмотря на все системы сброса тепла, явно перевалила за пятьсот градусов. Но Богуну вдруг почудилось, что этот жар как бы указывает на то, какое пекло вскоре начнется на Светлой, и его прошиб холодный пот.
Несколько минут ничего не происходило, видимо, пилот ждал, пока система сброса тепла остудит обшивку до удобоваримой температуры. И наконец, когда ожидание стало уже нестерпимым, люк курьера медленно распахнулся. Полковник замер. В тускло освещенном проеме люка показалась неясная фигура, затянутая в летный комбинезон. Богун напрягся, уже почти зная, КОГО он увидит, но все еще отказываясь поверить в это, и тут же расслабился. Это оказался пилот. Он подошел к коменданту, подчеркнуто строго отдал честь, что было для этой братии вовсе не характерно, и, нервно облизнув губы, тихо произнес:
— Вас ждут.
Богун кивнул и, чуть сгорбившись, двинулся в сторону люка, уже совершенно уверенный в том, КТО ждет его в пассажирском салоне курьера.
Он оказался прав. Пассажир салона вскинул руку прежде, чем комендант успел припасть на левое колено:
— Отставить. Садитесь, полковник. Нам нужно многое обсудить, а времени кот наплакал.
Богун сорвал фуражку с головы, сел в указанное кресло и хрипло произнес:
— Слушаюсь, ваше величество.