Веди свой плуг по костям мертвецов
Шрифт:
Поскольку две недели шли дожди и все залило, мы поехали длинным путем, по асфальтовой дороге, более безопасной. Когда машина спускалась с Плоскогорья в котловину, я увидела стадо Косуль; они остановились и без страха смотрели на полицейский «газик». Я с радостью убедилась, что не знаю их – новое стадо, которое, видимо, пришло из Чехии в нашу плодородную зеленую долину. Полицейские к Косулям интереса не проявили. Они не разговаривали ни со мной, ни друг с другом.
Мне дали кружку растворимого кофе с искусственными сливками, и допрос начался.
– Вы должны были отвезти Председателя домой? Это правда? Расскажите нам, пожалуйста, подробно, по минутам, чтo вы видели?
И еще множество подобных вопросов.
Особо рассказывать мне было нечего, но я постаралась точно изложить все детали. Объяснила, что решила подождать Председателя у входа, потому что в зале было очень шумно. Никто больше не вспоминал о буферной зоне, все курили в помещении, и от этого я плохо себя чувствовала. А потому села на ступеньки и наблюдала за небом.
После дождя на нем появился Сириус, поднялась ручка Большой Медведицы… Я задумалась, видят ли нас звезды. А если да, то что они о нас думают? В самом ли деле они знают наше будущее, сочувствуют ли нам? Из-за того, что мы застряли в сегодняшнем дне и лишены возможности сдвинуться с места. Но я подумала и о том, что, несмотря на все, несмотря на нашу хрупкость и неведение, мы имеем над звездами огромное преимущество – на нас работает время, предоставляя редкую возможность превратить страдающий и больной мир в счастливый и спокойный. А вот звезды накрепко привязаны к собственной силе и, в сущности, не могут нам помочь. Они лишь проектируют сети, ткут на космических станках основу, которую нам предстоит заполнить собственным узором. И тогда мне пришла в голову интересная Гипотеза. Может, звезды относятся к нам так же, как мы, например, к своим Собакам – осознавая больше, чем они, мы в определенные моменты лучше знаем, чтo для них будет хорошо; водим их на поводке, чтобы они не потерялись, стерилизуем, чтобы беспорядочно не размножались, показываем ветеринару, чтобы не болели. Они не понимают, чтo это, зачем, с какой целью. Но подчиняются. Так, может, и мы должны подчиниться влиянию звезд, но одновременно разбудить в себе человеческое чутье. Вот о чем я думала, сидя в тени на этих ступеньках. А когда увидела, что большинство гостей выходят и пешком или на машинах направляются домой, зашла внутрь, чтобы напомнить Председателю, что отвезу его домой. Но его не было ни в зале, ни в других помещениях. Я проверила туалеты и обошла все здание. Расспрашивала разгоряченных грибников, куда он подевался, но никто не сумел ничего толком объяснить. Одни еще напевали «Эй, соколы», другие приканчивали пиво, причем, наплевав на запрет, допивали его на улице. Поэтому я подумала, что Председателя захватил с собой кто-то из уехавших раньше, а я просто не заметила. Я и сейчас убеждена, что это было резонное предположение. Что плохого могло произойти? Даже если он спьяну заснул где-нибудь в лопухах, то Ночь теплая, никакая опасность ему не грозит. Я не заподозрила ничего дурного, поэтому взяла Самурая и мы вернулись домой.
– Кто такой Самурай? – спросил полицейский.
– Друг, – ответила я, поскольку так оно и было.
– Фамилия?
– Самурай «Сузуки».
Он смутился, а второй улыбнулся в усы.
– Скажите нам, пожалуйста, пани Душенька…
– Душейко, – поправила я.
– …Душейко. У вас есть какие-то подозрения, у кого мог иметься мотив для того, чтобы причинить Председателю зло?
Я удивилась.
– Вы не читаете мои письма. А ведь я все там объяснила.
Они переглянулись.
– Нет, мы серьезно спрашиваем.
– А я серьезно отвечаю. Я вам писала. Впрочем, до сих пор ни одного ответа не получила. Это невежливо – не отвечать на письма. Статья 171, параграф 1, гласит, что допрашиваемому следует предоставить возможность свободно высказаться в пределах, определяемых интересами дела, и только потом можно задавать вопросы, призванные дополнить, прояснить или проверить сказанное.
– Вы правы, – сказал первый.
– Это правда, что он был весь облеплен Жуками? – спросила я.
– Мы не можем ответить на ваш вопрос. Это тайна следствия.
– А как он умер?
– Здесь мы задаем вопросы, а не наоборот, – сказал первый, а второй добавил:
– Свидетели видели, как вы разговаривали с Председателем во время мероприятия, на крыльце.
– Это правда, я сказала, что отвезу его домой, так просила его жена. Но он, кажется, не слишком хорошо понимал, чтo ему говорят. Я подумала, что лучше просто подожду, пока бал закончится и он соберется уходить.
– Вы были знакомы с Комендантом?
– Разумеется, была. Вам ведь это хорошо известно, – сказала я молодому. – Зачем спрашивать, если сами знаете? Времени не жалко?
– А с Анзельмом Нутряком?
– Так его звали Анзельм? Никогда бы не подумала. Как-то раз я встретила его здесь, на мостике. Он был со своей подругой. Давно, года три назад. Мы немного поболтали.
– О чем?
– Да так, вообще я уже не помню. С нами была эта женщина, она все подтвердит.
Я знала, что Полиция любит, чтобы все факты были подтверждены.
– Это правда, что вы вели себя агрессивно во время охоты – здесь, неподалеку?
– Я бы сказала, что вела себя гневно, а не агрессивно. Это большая разница. Я выражала свой Гнев по поводу убийства Животных.
– Вы угрожали охотникам?
– Иногда Гнев заставляет говорить разные слова, но он же потом заставляет их забывать.
– Есть свидетели, которые утверждают, что вы кричали, цитирую. – Тут он заглянул в разложенные на столе бумаги: «Убью (нецензурное слово), вас постигнет кара за эти преступления. Стыда у вас нет, ничего не боитесь. Я вам башки пооткручиваю».
Он зачитал это безразличным тоном, и меня это рассмешило.
– Почему вы улыбаетесь? – обиженно поинтересовался второй.
– Потому что мне кажется смешным, что я могла говорить такие вещи. Я человек спокойный. Может, ваш свидетель преувеличивает?
– Вы отрицаете, что вас вызывали на коллегию из-за того, что вы опрокинули и сломали амвон?
– Нет, я вовсе не собираюсь это отрицать. Я заплатила штраф. На то есть соответствующие документы.
– А на что нет соответствующих документов? – спросил первый полицейский – как он полагал, коварно, но я, по-моему, мудро вышла из положения:
– Знаете, на многое. И в моей жизни, и в вашей. Всего при помощи слов не расскажешь, что уж говорить об официальных документах.
– Зачем вы это сделали?
Я посмотрела на него так, словно он с луны свалился.
– Зачем вы спрашиваете о том, что и сами хорошо знаете?
– Отвечайте на вопросы. Мы должны занести это в протокол.
Я совсем расслабилась.
– А-а-а. Ну что ж, повторяю: чтобы из них не стреляли по Животным.
– Откуда вам так хорошо известны некоторые детали преступления?