Веди свой плуг по костям мертвецов
Шрифт:
– Я не могу об этом не думать. Мертвые тела. Знаете, вернувшись с охоты, он швыряет на кухне четверть косули. Они обычно делят ее на четверых. Темная кровь растекается по столу. Затем он режет тушу на куски и кладет в морозилку. Проходя мимо холодильника, я каждый раз думаю, что там лежит расчлененное тело. – Она снова затянулась. – Или зимой подвешивает мертвых зайцев на балконе, чтобы мясо стало мягче, и они висят там с открытыми глазами и запекшейся на носу кровью. Знаю, знаю, это все нервы, я слишком впечатлительная, и мне надо лечиться.
Женщина посмотрела на меня с внезапной надеждой, будто ждала с моей стороны возражений, а я подумала, что в этом мире еще остались нормальные люди.
Но даже не успела ответить, потому что она заговорила снова:
– Помню, я, когда была маленькой, слышала рассказы о Ночном Охотнике. Знаете?
Я покачала головой.
– Это местная легенда, кажется, еще немецкая. Будто по ночам тут рыскал Ночной Охотник, преследовавший плохих людей. Он летал на черном аисте в сопровождении собак. Люди его боялись, ночью запирались на все замки. И вот какой-то парень, местный или, может, из Новой Руды или Клодзко, крикнул в печную трубу: мол, давай, Ночной Охотник, подстрели кого-нибудь для меня. Несколько дней спустя к парню в дымоход упала четверть человеческого тела, и так происходило еще трижды, пока останки не сложили вместе и не похоронили. Охотник с тех пор не появлялся, а его собаки превратились в мох.
Я вздрогнула от холода, которым вдруг пахнуло из леса. Эта картинка – превращающиеся в мох Собаки – все еще стояла у меня перед глазами. Я поморгала.
– Странная байка, как ночной кошмар, верно? – Женщина снова закурила, и теперь я заметила, что у нее дрожат руки.
Мне хотелось как-то ее успокоить, но я понятия не имела как. Я никогда в жизни не видела человека на грани нервного срыва, поэтому положила волчью лапу ей на плечо и легонько погладила.
– Вы хороший Человек, – сказала я, а она посмотрела на меня глазами Марыси и вдруг заплакала. Она плакала тихонько, как маленькая девочка, только плечи вздрагивали. Это продолжалось долго, видимо, ей много всего надо было выплакать. Мне пришлось стать свидетелем этого, стоять рядом и смотреть. Кажется, она ничего другого от меня и не ждала. Я обняла ее, и мы стояли так вместе – ненастоящий Волк и хрупкая женщина – в пятне света. По нашим фигурам мелькали тени танцоров.
– Поеду домой. Сил больше нет, – жалобно сказала она.
Из клуба доносился громкий топот. Опять танцевали под «Эй, соколы», в версии диско, видимо, эта песня имела больший успех, чем другие, поэтому до нас то и дело доносилось: «Эй! Эй!» Словно пушечные залпы. Я на мгновение задумалась.
– Поезжай, – решила я. Оттого, что мы перешли на ты, я испытала облегчение. – Подожду твоего мужа и отвезу его. Я готова. Все равно соседа ждать. Где вы живете?
Она назвала одну из улиц за Поворотом Воловьего Сердца. Я знала, где это.
– Ни о чем не беспокойся, – сказала я. – Сделай себе ванну и отдохни.
Женщина достала из сумки ключи и засомневалась:
– Иногда я думаю, что можно совсем не знать человека, с которым прожил столько лет. – Она смотрела мне в глаза с таким ужасом, что я замерла. Я поняла, чтo она имеет в виду.
– Нет, это не он. Точно не он. Я уверена, – ответила я.
Теперь уже женщина взглянула на меня вопросительно. Я засомневалась, стоит ли вообще говорить ей об этом.
– Когда-то у меня жили две Собаки, они очень следили, чтобы все было поделено поровну, честно – еда, ласки, привилегии. У Животных вообще очень сильно развито чувство справедливости. Помню их взгляд, когда я была неправа, например, ругала их понапрасну или не держала слово. Тогда они смотрели с таким укором, словно не понимали, как я могла нарушить священный уговор. Я училась у них азам справедливости. – Я на мгновение умолкла, а потом добавила: – У нас есть мировоззрение, а у Животных – мироощущение, понимаешь?
Она снова закурила.
– И что с ними случилось?
– Умерли.
Я поплотнее натянула на лицо волчью маску.
– У них были собственные игры, они могли друг друга обмануть забавы ради. Стоило одной найти какую-нибудь старую кость, другая, не зная, как ее отобрать, делала вид, будто по дороге едет машина, которую надо облаять. Тогда первая бросала кость и неслась к обочине, не догадываясь, что тревога ложная.
– В самом деле? Как люди.
– Они даже больше походили на людей, чем люди. Были ласковее, мудрее, радостнее… А людям кажется, будто с Животными можно сделать что угодно, что они – как вещи. Думаю, что моих Собак застрелили охотники.
– Да нет, зачем бы они стали это делать? – обеспокоенно спросила жена Председателя.
– Они говорят, что убивают только одичавших Собак, которые угрожают диким Животным, но это вранье. Охотники подходят к самым домам.
Я хотела еще сказать о мести Животных, но вспомнила предостережения Дэна, который просил не распространяться о моих Теориях. В темноте наши лица сделались неразличимы.
– Глупости, – сказала она. – Никогда не поверю, что он застрелил собаку.
– А разве такая уж большая разница между Зайцем, Собакой и Свиньей? – спросила я, но она не ответила.
Села в машину и резко тронулась с места. Это был большой, навороченный «Джип чероки». Давний знакомец. Интересно, как такая маленькая, хрупкая женщина справляется с таким огромным автомобилем, подумала я и вернулась к грибникам, потому что в этот момент снова пошел дождь.
Матоха, у которого забавно алели щеки, танцевал с пышнотелой краковянкой и выглядел вполне довольным жизнью. Я смотрела на него. Он двигался грациозно, без нарочитости, уверенно вел партнершу. Наверное, заметил, что я за ним наблюдаю, и вдруг причудливо ею крутанул. Он явно забыл, как выглядит, поэтому зрелище было смешное – две танцующие женщины, одна огромная, вторая – крошка.
После этого танца объявили результаты конкурса на лучший костюм. Выиграли супруги из Трансильвании, переодетые мухоморами. Приз – атлас грибов. Второе место досталось нам, мы получили торт в виде гриба. Пришлось вместе станцевать перед публикой в костюмах Красной Шапочки и Волка, после чего о нас благополучно забыли. Лишь теперь я опрокинула рюмку водки и, пожалуй, не прочь была развлечься, можно бы даже под «Эй, соколы» сплясать. Но Матоха уже засобирался домой. Он беспокоился за Марысю, которую еще ни разу не оставлял надолго, она ведь пережила стресс в сарае Большой Ступни. Я сказала, что пообещала отвезти Председателя домой. Большинство мужчин остались бы, чтобы помочь мне справиться с этой непростой задачей, но только не Матоха. Он нашел кого-то, кто тоже хотел уехать пораньше, может даже ту самую красивую Цыганку, и исчез отнюдь не по-джентльменски. Ну что ж, я привыкла: вечно самую тяжелую работу приходится выполнять самой.
Под утро мне снова приснился тот сон. Я спустилась в котельную, и они опять были там – мои Мать и Бабушка. Обе в летних цветастых платьях, обе с сумочками, будто собирались в костел, да позабыли дорогу. Когда я начала упрекать их, они отвели взгляд.
– Мама, что вы тут делаете? – сердито спросила я. – Разве так можно?
Они стояли между кучей дров и печкой, абсурдно нарядные, хотя узоры на их платьях казались поблекшими и застиранными.