Веди свой плуг по костям мертвецов
Шрифт:
– Какие?
– Например, касающиеся господина Председателя. Откуда вы знали, что этот жук – Плоскотелка Красная? Вы сказали об этом Писательнице.
– О, я так сказала? Здесь много этих Жуков.
– Так откуда? От этого энто… мужика, занимающегося насекомыми, который жил у вас весной?
– Возможно. Но прежде всего из Гороскопов, я вам уже объясняла. В Гороскопах есть всё. Вплоть до мельчайших подробностей. Даже то, как вы себя сейчас чувствуете, какого цвета предпочитаете нижнее белье. Надо только уметь все это увидеть. У Председателя были крайне плохие аспекты в третьем доме, а это дом мелких Животных. И Насекомых тоже.
Полицейские не удержались и многозначительно переглянулись; с моей точки зрения, это было невежливо. В своей работе они ничему не должны удивляться. Я продолжила очень уверенно, поняв, что эти двое сообразительностью не отличаются:
– Я занимаюсь Астрологией много лет и имею большой опыт. Все со всем связано, и всех нас опутывают сети всевозможных корреляций. Вам бы следовало преподавать это в полицейских школах. Это серьезная, давняя традиция. Еще со времен Сведенборга.
– Кого? – хором спросили они.
– Сведенборга, шведа.
Я заметила, что один из них записал себе эту фамилию.
Так они беседовали со мной еще два часа, а после обеда ознакомили с решением задержать на сорок восемь часов и провести в моем доме обыск. Я лихорадочно вспоминала, не валяется ли где-нибудь на поверхности грязное белье.
Вечером мне передали пакет, и я догадалась, что это от Дэна и Благой Вести. Внутри были две зубные щетки (зачем две? Может, утренняя и вечерняя?), ночная рубашка, роскошная и сексуальная (небось Благая Весть нарыла в новой партии вещей), что-то сладкое и сборник стихов Блейка в переводах некоего Фостовича. Милый Дэн.
Я впервые попала в настоящую тюрьму, и это оказалось очень тяжелым испытанием. Камера была чистой, бедной и мрачной. Едва закрылась дверь, меня охватила паника. Сердце стучало в груди, и я боялась, что начну кричать. Села на нары и боялась пошевелиться. В этот момент я подумала, что лучше умереть, чем провести в таком месте оставшуюся жизнь. Да, вне всяких сомнений. Я не спала всю ночь, даже не прилегла. Просидела в этой позе до утра. Потная и грязная. Казалось, язык и губы испачканы словами, которые я произнесла накануне.
Искры появляются из самого источника сияния и состоят из чистейшего света – так гласят древнейшие легенды. Когда предстоит родиться человеческому Существу, искра начинает падать. Сперва летит через тьму космического пространства, потом через галактики и, наконец, прежде чем упасть сюда, на Землю, ударяется, бедная, об орбиты планет. Каждая из них пачкает искру какими-нибудь Свойствами, та тускнеет и блекнет.
Сначала Плутон определяет рамки этого космического эксперимента и открывает свои главные принципы – жизнь есть явление преходящее, после нее наступает смерть, которая в конце концов позволит искре выбраться из ловушки; иного выхода нет. Жизнь – нечто вроде учебного полигона, здесь действуют строгие правила. Отныне будет учитываться все, что ты сделаешь, каждая мысль, каждый поступок, но не для того, чтобы позже наказать тебя или вознаградить, а потому, что они формируют твой мир. Так действует этот механизм. Далее, опускаясь, искра пересекает пояс Нептуна и теряется в его туманных испарениях. В виде утешения Нептун дарит ей всевозможные иллюзии, сонное воспоминание о выходе, сны о полетах, воображение, наркотики и книги. Уран снабжает нас склонностью к бунтарству, он будет служить доказательством происхождения искры. Когда искра проходит кольца Сатурна, становится очевидно, что внизу ждет тюрьма. Трудовые лагеря, больницы, правила и формуляры, немощное тело, смертельная болезнь, потеря любимого человека. Однако Юпитер утешает ее, одаряя достоинством и оптимизмом – прекрасный дар по имени «как-нибудь-да-будет». Марс добавляет силы и агрессии, они наверняка пригодятся. Пролетая мимо Солнца, искра слепнет, и от прежнего обширного сознания остается лишь крошечное, карликовое, обособленное «Я», и с этим уже ничего не поделаешь. Так я себе это представляю: торс, увечное бытие с оборванными крыльями, Муха, замученная жестокими детьми; кто знает, каково ей там, во Тьме? Слава Богиням, что дальше на пути к Падению оказывается Венера. От нее искра получит дар любви, искреннего сострадания, единственное, что способно спасти ее саму и другие искры – благодаря Венериным дарам они смогут поддерживать друг друга и объединяться. Перед самым Падением встретится еще одна небольшая и странная планета, напоминающая загипнотизированного Кролика, она не вращается вокруг собственной оси, а стремительно движется, вглядываясь в Солнце – Меркурий. Он дарит язык, способность к общению. Пролетая мимо Луны, искра получает от нее нечто неуловимое – душу.
И лишь тогда падает на Землю и сразу облекается в тело. Человеческое, животное или растительное.
Вот как это происходит.
Меня выпустили на следующий день, еще до истечения этих злосчастных сорока восьми часов. За мной приехали все трое, я бросилась им в объятия, будто провела в тюрьме долгие годы. Дэн расплакался, а Благая Весть и Матоха напряженно молчали на заднем сиденье. Было видно, что они гораздо сильнее напуганы тем, что произошло, чем я, и в конце концов мне же и пришлось их утешать. Я попросила Дэна остановиться возле магазина, мы купили мороженого.
Однако, честно говоря, я стала очень рассеянной после этого короткого пребывания в камере. Не могла смириться с мыслью, что полицейские обыскали мой дом, с тех пор я повсюду чувствовала их присутствие; они рылись в ящиках, в шкафах и в письменном столе. Ничего не обнаружили, ну так а что они могли обнаружить? Но порядок был нарушен, покой исчез. Я слонялась по дому не в состоянии ни за что приняться. Разговаривала сама с собой и осознавала, что дела мои не слишком хороши. Меня тянуло к большим окнам – я останавливалась возле них и не могла оторвать глаз от увиденного – волнующейся рыжеватой травы, ее танца под невидимым ветром, виновником этого движения. И от переменчивых зеленых пятен всех оттенков. Я задумывалась и теряла час за часом. Например, оставила ключи в гараже и неделю не могла их найти. Сожгла чайник. Вытаскивала из морозильника овощи и вспоминала о них только тогда, когда они высыхали и портились. Краем глаза видела, сколько всего происходит в моем доме – люди входили и выходили, шли из котельной наверх, в сад и возвращались обратно. Девочки весело носились в сенях. Мама сидела на террасе и пила чай. Я слышала, как звякает, ударяясь о чашку, ложечка, как мама вздыхает, протяжно и печально. Все стихало лишь тогда, когда приезжал Дэн; почти всегда вместе с Благой Вестью, если только на следующий день ей не надо было принимать товар.
Однажды, когда боли усилились, Дэн вызвал «скорую». Оказалось, что мне надо лечь в больницу. Это было удачное время для приезда «скорой» – август, сухая ровная дорога, отличная погода, и – хвала планетам – я приняла утром душ, и ноги у меня были чистенькие.
Я лежала в палате, на удивление пустой, с открытыми окнами, через которые проникали с дачных участков ароматы – спелых помидоров, сухой травы, сжигаемых сорняков. Солнце вошло в созвездие Девы, а та уже готовилась к осени и делала запасы на зиму.
Меня, конечно, навещали, но ничто так не смущает человека, как посещение больного. Ей-богу, не знаешь, как себя вести. Любой разговор в этом неприятном месте получается неестественным и натянутым. Надеюсь, они не в обиде на меня за то, что я их выпроваживала.
Ко мне на кровать часто присаживался дерматолог Али. Он заходил из соседнего отделения и всегда приносил мне зачитанные до дыр газеты. Я рассказывала ему о своем мосте в Сирии (интересно, стоит ли он еще), а Али – о том, как работал с кочевыми племенами в пустыне. О том, что одно время был у них врачом. Перемещался вместе с кочевниками, наблюдал, лечил. Постоянно в движении. Он и сам кочевник. Ни в одной больнице не задерживался дольше двух лет – вдруг что-то начинало его беспокоить, и он искал другую работу, в другом месте. Бросал пациентов – едва те, преодолев всевозможные предубеждения, успевали наконец к нему привыкнуть: в один прекрасный день на двери кабинета появлялась записка, что, мол, доктор Али больше не принимает. Кочевой образ жизни и происхождение, разумеется, заставляли различные спецслужбы проявлять к нему интерес – телефон Али постоянно прослушивается. Так он, во всяком случае, утверждал.
– А у вас есть какие-то свои Недомогания? – спросила я однажды.
Конечно, они у Али имелись. Каждую зиму он впадал в депрессию, а комната в рабочем общежитии, которую выделила ему гмина, только усугубляла меланхолию. У него была одна ценная вещь, которую он приобрел за годы работы, – большая лампа, которая излучала свет, похожий на солнечный, и таким образом должна была подбадривать Али. Вечерами он часто сидел, подставив лицо этому искусственному Солнцу, и мысленно бродил по пустыням Ливии, Сирии, а может Ирака.