Ведьма Черного озера
Шрифт:
— Тихо вы, курицы! — грозно прикрикнула княгиня. — Укоротите свои языки, коли Бог ума не дал!
Галдеж немедля прекратился, и карета, еще два раза качнувшись на просевших рессорах, замерла, как будто все внутри нее разом обратились в камень, безмолвный и неподвижный. Княгиня подобрала юбки и, помянув вполголоса чертовых дур, стала величественно спускаться с крыльца.
Лакей помог ей взобраться в пролетку. Разместив на сиденье свое крупное тело, Аграфена Антоновна молча ткнула кучера в спину. Рука у нее была тяжелая, и бедняга скатился с козел, потеряв шапку.
— На подводу ступай, — сказала ему Аграфена Антоновна. — Савелий, возьми вожжи.
Лакей, только что помогавший ей сесть в экипаж, занял
— Не торопись, — сказала она лакею, когда последняя телега, нещадно скрипя, прокатилась мимо. — Пусть пыль уляжется.
— Слушаю-с, — не оборачиваясь, ответил лакей, и в его голосе Аграфене Антоновне послышалась затаенная насмешка.
Княгиня прожгла обтянутую синим кафтаном спину Савелия свирепым взглядом, но говорить ничего не стала: прозвучавшая в его голосе насмешка ей, скорее всего, просто почудилась. Ей теперь все время чудились сдавленные смешки и перешептывания дворни; что же до лакея Савелия, то по его лицу и голосу никогда нельзя было понять, говорит он всерьез или прямо в глаза насмехается над глупыми барами, растерявшими свое огромное состояние. Что и говорить, нужно было и впрямь думать пятками, чтобы докатиться до нищеты, в коей прозябало семейство Зеленских. Впрочем, Аграфена Антоновна справедливо полагала, что это — не холопьего ума дело.
Однако Савелий был не совсем обычным холопом. Начать с того, при каких обстоятельствах он возник в доме Аграфены Антоновны. Случилось это за два дня до того, как полковник Шелепов получил приказ вести своих драгун в Польшу. К тому времени все необходимые для покупки смоленского поместья бумаги уже были готовы, оставалось лишь составить купчую и передать из рук в руки собранные ценой таких трудов и лишений деньги. Вся сумма до копейки была собрана, перевязана лентой и хранилась в бельевом шкафу Аграфены Антоновны, который стоял в углу ее спальни. Наученная горьким опытом нужды и лишений, Аграфена Антоновна в ту ночь спала чутко — можно сказать, не спала, а дремала вполглаза, беспокоясь о судьбе лежавшего среди кружев и батиста сокровища. Промаявшись до полуночи, она таки не удержалась, встала и переложила деньги к себе под подушку.
Хорошо понимая, сколь смехотворно ее поведение, но привыкнув тем не менее готовиться к худшему, Аграфена Антоновна встала с постели, затеплила свечу и, накинув капот, двинулась в столовую, где на потертом коврике, сомнительно украшавшем собою обшарпанную стену, висел старый дуэльный пистолет — жалкое напоминание о прежней роскоши. Деньги княгиня взяла с собою, опасаясь оставить их без присмотра хотя бы на минуту.
Путь до столовой был недалек, ибо тесноватая квартирка, которую ныне снимали Зеленские, была позорно мала и вмещала их с большим трудом. Пройдя узким коридором и толкнув дверь, княгиня оказалась в тесно заставленной обшарпанной мебелью комнате с низким потолком, игравшей в их доме роль гостиной, столовой, карточной (для редких гостей, разумеется, но никак не для Аполлона Игнатьевича) и бог знает чего еще. Большое зеркало на противоположной стене сумрачно отразило громоздкую фигуру княгини, стоявшей на пороге со свечою в руке; в следующее мгновение на другой стене тускло блеснул граненым стволом пистолет. Аграфена Антоновна приблизилась и осторожно сняла пистолет с крюка. Она знать не знала, как следует обращаться с этим опасным предметом.
И вот, стоя в темной столовой с горящей свечою в одной руке и то ли заряженным, то ли, напротив, незаряженным пистолетом в другой, Аграфена Антоновна внезапно почувствовала раздавшийся из ее спальни осторожный, вороватый звук. Поначалу она решила, что ей опять мерещится всякая чертовщина, но тут ее босых ступней коснулся легкий сквозняк, которого раньше не было, а в спальне снова скрипнула половица.
Бывало и раньше, что половицы в доме скрипели сами по себе, и только по этой причине Аграфена Антоновна не стала поднимать тревогу сразу же, как только услыхала подозрительный звук. Обмирая от страха, приблизилась она к двери спальни и заглянула вовнутрь.
Окно стояло нараспашку, свежий ночной ветерок трепал занавески; на полу возле кровати беспорядочной грудой валялось набросанное как попало белье, а из открытой дверцы шкафа продолжали вылетать все новые и новые предметы туалета, носившие весьма интимное свойство. Из-под нижнего края зеркальной дверцы торчали чьи-то ноги в грубых тупоносых сапогах, выглядевших точь-в-точь как те, что носил здешний дворник Панкратий, горький пьяница и безобразник.
Княгине, строго говоря, полагалось бы перепугаться до обморока, но вид вылетающего из шкафа белья возмутил ее до такой степени, что она спросила негромким, вкрадчивым голосом, которого прислуга боялась пуще всякого окрика:
— Ты что же это делаешь, мерзавец? В солдаты захотелось? В каторгу?!
В тот момент княгиня была почти уверена, что разговаривает с дворником, напившимся сверх всякой мыслимой меры и в полном беспамятстве по ошибке забравшимся к ней в окно. Всю дикость этого предположения Аграфена Антоновна осознала лишь несколько позже, когда все уже закончилось.
Дверца шкафа стремительно откинулась, и перед княгиней предстал совершенно незнакомый ей мужик — высокий, крепкий, одетый в ладное полукафтанье и почему-то без привычной на мужицких лицах бороды. Черные волосы скобкой охватывали его скуластое лицо, на котором недобрым блеском посверкивали сощуренные на огонь свечи глаза. Нисколько не испугавшись грозного голоса княгини, ночной гость быстро шагнул к ней, и в руке его Аграфена Антоновна с ужасом заметила длинный широкий нож.
Княгиня судорожно набрала полную грудь воздуха, готовясь поднять на ноги весь дом. Догадавшийся о ее намерении вор прыгнул вперед, занося нож, и Аграфена Антоновна, сама не понимая, что делает, спустила курок пистолета.
Раздался ужасающий грохот, сверкнуло длинное пламя, показавшееся в темноте особенно ярким. Отдача вышибла пистолет из руки Аграфены Антоновны, едва не сломав ей пальцы, и он со стуком упал на пол. Спальню заволокло кислым пороховым дымом, свеча погасла. В темноте зазвенело разбитое стекло, затрещало, ломаясь, дерево оконной рамы, за окном послышался глухой шум, встревоженные голоса, крики.
Тут Аграфена Антоновна заметила, что кричит, заставила себя замолчать и с трудом перевела дыхание. За окном все еще вскрикивали и возились, оттуда доносились глухие звуки ударов по чему-то мягкому. Весь этот шум свидетельствовал о том, что вора схватили. В ночи метался свет масляных фонарей, красные отсветы зажженного кем-то факела плясали по стенам спальни, как будто дом был охвачен пожаром. В застиранной ночной рубашке и глупом колпаке прибежал заспанный Аполлон Игнатьевич, увидел распахнутое окно, беспорядок, пистолет на полу, учуял в воздухе пороховой дым, заохал и схватился за сердце.