Ведьма Ильзе
Шрифт:
Менее чем через час, вспотев и перепачкавшись в грязи, мальчик добрался до заброшенного хутора. Тяжело переводя дыхание, в тишине мальчик вошел в развалившийся амбар и прошел к закромам. Там находились клетки. Он открыл замок, проскользнул в закрома, зажег свечу и стал старательно выводить записку.
Тетенька, для которой он собирал сведения, иногда неплохо платила за его сообщения. Хватит, чтобы купить тот нож, на который он уже так долго заглядывается. Хватит, чтобы он и бабушка хорошо ели еще несколько недель.
Он прикрепил свое послание к ноге одной из тех странных, злых птиц, которых дала ему тетенька, вышел из амбара, осторожно держа птицу обеими руками, и выпустил ее в ночное небо.
Глава 12
Редден Альт Мер и Руэ Меридиан несколько сотен ярдов вели Странника вдоль причала, затем свернули на узкий пирс, вдоль которого с двух сторон стояли небольшие парусные лодки. Они остановились около потрепанного суденышка с убранной мачтой. Брат с сестрой придержали лодку, пока друид садился, и, как только он сел, отчалили. Через несколько секунд они уже потеряли из виду и порт, и городок, и вообще землю. Скиталец попросил Странника сесть на носу и смотреть вперед, чтобы не напороться на топляк, а сам принялся устанавливать мачту и парус. Странник тревожно вглядывался в темноту. Он не мог определить, ни где они, ни куда направляются. Но брата с сестрой это совершенно не беспокоило. Как только парус был установлен и наполнился ветром, дувшим со стороны моря, Альт Мер сел в корме, а его сестра посредине, и лодка гладко заскользила в ночной темноте.
Ощущение было странным, даже для друида. Иногда сквозь облака проглядывали звезды, иногда прорывалась луна, высоко справа. Но если не считать этого, вокруг не было ничего, кроме клубов тумана, темноты и воды. По крайней мере, море было спокойным — черное, как чернила, и бездонное, оно тихо плескалось за бортом. Редден Альт Мер напевал что–то про себя, а его сестра молча смотрела в темноту. Птиц было не слышно. Огней было не видно. Странник невольно снова начал думать о том, насколько странно и неопределенно его предприятие. Беспокоило его не то, что предстояло сделать этой ночью, а вообще весь его замысел. Он был так же размыт и неясен, как и окружавшие Странника туман и темнота, оставалось множество вопросов, многое было непредсказуемо. Кое–что Странник знал, еще кое–что мог предположить, но большая часть оставалась тайной.
Они несколько часов шли под парусом в темноте и тишине, окруженные ночью и морем; друиду казалось, словно он находится в дреме перед самым пробуждением. Вдруг Руэ Меридиан зажгла масляную лампу и прикрепила ее к мачте. Свет ярко загорелся, но пробил туман лишь на несколько футов. Редден Альт Мер сидел на банке в корме и держал в руке румпель. Когда лампа была установлена, скиталец кивнул сестре, и она заняла место Странника.
Вскоре впереди показался парусник, намного крупнее их лодки и с большим числом народу. В темноте Странник насчитал примерно шесть или семь матросов. Они бросили трос, и Руэ Меридиан закрепила его в носу лодки. Ее брат погасил лампу, спустил парус, убрал мачту и сел на свое место. Работа была сделана за считанные мгновения, и буксирный трос натянулся и потащил лодку вперед.
— Больше нечего делать, пока не прибудем на место, — сказал скиталец, удобно устроившись на банке. И почти тут же уснул.
Руэ Меридиан села рядом со Странником в средней части лодки. Немного помолчав, она сказала:
— Может показаться, что его ничто не волнует. Он умудрялся спать, когда мы летели на боевое задание. Это совсем не значит, что он беспечен или безответственен. Рыжий Верзила всегда готов к действию, когда нужно. Просто он умеет быстро от всего отключаться, а когда надо, включаться снова. — Говоря, она постоянно смотрела по сторонам. — Он говорит, что он — самый лучший, потому что в этом уверен. Он говорит, что должен быть твоим капитаном, потому, что так считает. Можно подумать, что он хвастун и нахал, что он легкомыслен. Но это не так.
Он просто очень хорошо управляет воздушными кораблями. — Она помолчала. — Слабо сказано. Просто великолепно. У него талант. Он лучше всех из известных мне, известных вообще кому угодно. Там, на Преккендорранском плоскогорье, все солдаты так о нем и говорили. Так говорит каждый, кто его знает. Он думает, что ему везет. И ему действительно везет благодаря его отваге, сообразительности и таланту. — Она посмотрела на друида: — Я, наверное, похожа на сестру, которая боготворит своего старшего брата? — Она усмехнулась. — Это так, но мои чувства не застилают мне глаза. Я и его защитница, и его совесть. У нас с ним одна мать, но разные отцы. Мы оба плохо помним своих отцов. Они были моряками, путешественниками. Мать умерла, когда мы были еще маленькими. Я почти всю свою жизнь забочусь о брате, я о нем забочусь лучше, чем он сам о себе. Я знаю и понимаю его. Его преимущества и недостатки. Я видела его успехи и поражения. Я никому не стану говорить о нем неправду, и, прежде всего себе. Так что, если я говорю, что Рыжий Верзила стоит двоих, слушай мои слова. Если я говорю, что никого лучше ты не найдешь для своего путешествия, слушай мои слова.
— Я так и делаю, — спокойно ответил Странник.
Руэ улыбнулась:
— Куда бы ты делся. Поневоле приходится слушать. — Она помолчала, внимательно посмотрев на него. — Ты очень умный, Странник. Ты все время думаешь. Я смотрю тебе в глаза и вижу, как работает мысль. Ты слушаешь, взвешиваешь, делаешь выводы. И о нас, и об этой поездке ты все равно сделаешь собственное заключение. Все, что я говорю, на тебя не повлияет. Я не за этим рассказываю тебе о Рыжем Верзиле. А затем, чтобы ты знал мою точку зрения.
Она молча подождала, и через некоторое время друид кивнул:
— Правильно.
Она вздохнула и поерзала на банке:
— Честно говоря, на деньги мне наплевать. Их у меня хватает. Но мне не хватает душевного покоя, уверенности в будущем, мне не во что снова поверить. Когда я была моложе, все это у меня было. Но в какой–то момент я все это потеряла. Словно постарела душой. Последние три года, когда приходилось воевать на Преккендорранском плоскогорье, гонять туда–сюда Свободнорожденных, убивать, жечь их воздушные корабли, поливать огнем их военные лагеря — все это опустошило мою душу. Это глупая затея. Война из–за земли, из–за прав на территорию, ради господства одного государства над другими. Какой в этом смысл? Кроме денег, я там ничего не приобрела. — Руэ пристально посмотрела на него своими зелеными глазами: — Но о твоей экспедиции я другого мнения. Думаю, друид не станет заниматься какой–нибудь мелочью. Скажи правду: твоя экспедиция даст что–нибудь большее?
Она так серьезно на него посмотрела, что его удивила глубина ее чувства.
— Не уверен, — сказал он, чуть помолчав. — Я прошу вас помогать не только ради тех денег, что я предложил. Речь идет о жизни многих людей, не только нашей. Вероятно, изменится мир, в лучшую или худшую сторону. Я еще не уверен, так как не могу заглянуть далеко в будущее. Но могу сказать одно. Своей экспедицией мы можем добиться чего–то, что будет впоследствии иметь для тебя значение.
Руэ улыбнулась:
— Значит, собираемся спасти мир?
Лицо друида оставалось бесстрастным.
— Может быть, сможем спасти.
Ее улыбка исчезла.
— Ладно, не буду переводить это в шутку. Поверю чуть–чуть в твои обещания. Это не повредит. Немного доверия с обеих сторон может стать неплохим началом для партнерства, ведь так?
Друид кивнул, улыбаясь:
— Так.
Крики птиц возвестили приближение рассвета, и первые прорезавшиеся лучи осветили лежащие впереди огромные, изъеденные водой и ветром скалы. Вначале казалось, что сквозь эту преграду нет пути. Но идущее впереди судно зажгло лампу и подняло ее на мачте, и на берегу тут же зажглись два огня, указывающие проход. Но даже теперь еще не было ясно, что этот проход существует, — заметен он стал только тогда, когда суда подошли вплотную. Свет был тусклый, в воздухе висел туман и брызги, и грохот разбивающихся о скалы волн ясно говорил, что приближаться опасно. Но капитан парусника не колеблясь шел прежним курсом, проводя свое судно между скалами, о которые даже оно вполне могло разбиться, не говоря уж о той скорлупке, в которой сидел Странник.