Ведьма на Иордане
Шрифт:
— Так это ты? — она охнула и прикрыла рот рукой. — Ты и есть тот самый негодяй…
— Оценки держи при себе, я в них не нуждаюсь. И вали — пулей, пулей.
Света вышла из домика и сделала знак мужу.
— Не запирай, арендатор уже там.
— Что-о-о?
— Да-да, именно так!
Дима вытащил из кармана связку ключей и с силой бросил в недоделанную клумбу. Связка глубоко вонзилась в жирную землю. Стоявший в дверях домика Чубайс лишь усмехнулся. Он был на вершине блаженства. Ему рассказывали, будто нет на свете ничего слаще мести, и вот теперь представилась возможность лично убедиться в справедливости этого утверждения. Ему было так хорошо, что он даже жалел своих жертв и готов был простить Свете
Чубайс с вновь нахлынувшим аппетитом оглядел роскошные формы усаживающейся в машину женщины, но та, словно почувствовав его ощупывающий взгляд, подняла голову и посмотрела на него с такой ненавистью, что жалость сразу улетучилась.
«А и поделом тебе, сука!» — подумал Чубайс и плюнул на пол. Плюнул и сразу спохватился — ведь домик теперь принадлежал ему, и к вечеру он собирался перевезти сюда Люду с дочкой. Чубайс открыл кухонный шкафчик, отыскал пачку забытых салфеток, вытащил одну и тщательно затер плевок.
Дима и Света уселись в машину, взревел мотор, и станция поплыла назад, а вместе с ней и часть их жизни. Не самая худшая часть.
* * *
Прошла неделя. Чубайс перевез семью на станцию и потихоньку осваивал новое жилое пространство. До открытия сезона оставалось чуть больше двадцати дней, а дел никаких не было. Мстительным планам Димы не суждено было сбыться, новый арендатор не хуже его самого знал, на какой полке лежит клей и в каком гараже лучше всего обслуживать мини-бус. Как говорил Наполеон, чтобы победить, нужна внезапность, а значит — скрытность. И это наставление великого полководца Чубайс, сам того не подозревая, выполнил с величайшим тщанием. Удар получился таким, что Волков несколько дней не мог прийти в себя.
— Ну и подлец! — то и дело повторял он, изумленно крутя коротко остриженной головой. — Пригрел змею на груди, точнее не скажешь!
Света отмалчивалась. Она понимала, что несчастье пришло с ее стороны, но не решалась признаться. Не потому, что боялась рассказать мужу, как все было на самом деле, а жалея Диму. Ведь правда утяжелила бы обиду и усилила горечь.
Пока Волков разъезжал по окрестностям Тверии в поисках работы, Чубайс неспешно разгуливал вокруг станции. Первые два дня он лихорадочно проверял, все ли готово к открытию сезона. Совершенно ненужное, бессмысленное времяпрепровождение. Чубайс прекрасно знал, что все готово, но волнение делало свое дело, заставляя метаться от сарая с уложенными каяками до конторки с пачкой договоров с поставщиками. В конце концов он утешился заботами о пони. Лошадки с грустными глазами, как всегда, принесли ему покой. Когда же волнение и нервная дрожь схлынули, Чубайс принялся бродить по берегу Иордана.
Люда сразу почувствовала себя на станции как дома. Первые два дня она без устали мыла и чистила домик, нещадно ругая Свету.
— Вот же грязищу развела! — восклицала она, выныривая с перепачканной тряпкой в руках из-под кухонной раковины. — А с виду чистюля чистюлей!
Натянув резиновые перчатки, Люда истово драила сортир, презрительно перекосив вишневый ротик.
— Хозяйку узнают по раковине в кухне и унитазу, — сообщила она мужу, когда тот привез Лялю из детского садика.
— А ты что, — удивился Чубайс, — ни разу тут в туалет не ходила?
— Ходила, да только внимания не обращала!
— Вот и сейчас не обращай, — посоветовал Чубайс.
Люда пропустила его замечание мимо ушей, подала на стол вместо ужина колбасу и помидоры, а сама продолжила уборку.
Насытившись, Чубайс посадил Лялю перед телевизором, а сам вышел покурить. Он брея под сенью ветвей, солнце валилось за верхушки деревьев, и внизу уже царил приятный сумрак. Прошлогодние колеи от колес автомобилей бурно заросли свежей травой. В фиолетовом небе безмолвно
Дурацкие мысли приползли вместе с туманом. Обида на Свету давно отступила, Чубайс регулярно будоражил, растравлял ее, вспоминая плевок и белые от ярости глаза женщины. Но злость выдохлась, и в голову хмелем ударили воспоминания о доброй работе вместе с Димой, о трех или четырех семейных пирушках, где они так дружески выпивали и закусывали, о сладких минутах наслаждения, подаренных ему Светой.
Разглядывая серебристый бархат тумана, он вдруг пожалел о своем поступке. Честное слово, было бы куда лучше, если бы все осталось по-прежнему. Нет, это еще не было раскаянием, но удовольствие от мести, сладкое томление в груди куда-то пропало, а ясная картина мира чуть потемнела, как темнеет блестящая поверхность реки под тенью набежавшей тучки, закрывшей солнце посередине летнего дня.
— Глупости! — воскликнул Чубайс и, словно выталкивая нежелательного гостя, энергично замахал руками. — Что сделано, то сделано. И с этим нужно жить дальше.
Пока Света расставляла вещи в квартире, Дима Волков носился по окрестностям Тверии в поисках работы. Ее оказалось много, больше, чем он мог предположить. Удачливого бизнесмена хотели все — и хозяева больших предприятий, и владельцы средних и малых туристических бизнесов. Вокруг Кинерета цвела индустрия развлечений: прогулки на катерах и джипах, конные экскурсии, водные лыжи, парашюты, виндсерфинг, багги — маленькие вездеходы, на которых можно было забраться куда угодно — прогулки по ущельям, рестораны, байдарки, аттракционы. И везде требовались удачливые и предприимчивые люди.
Дима с приятным удивлением осознал, что его мнение что-то значит в этом мире. С ним доверительно советовались, еще не приняв на работу, записывали его слова как важное деловое решение, его приглашали на обеды, делали заманчивые предложения.
Черт побери! Жизнь еще не кончилась! Каяки на Иордане, которые он воспринимал как конечную станцию своей карьеры, теперь представлялись только стартом, первой ступенькой лестницы, ведущей к расцвеченным бенгальскими огнями высотам успеха.
Денег, правда, пока обещали меньше, зато перспективы открывались куда обширнее. Одним прекрасным утром он не поехал искать работу, а уселся за стол, вывалил перед собой собранные визитные карточки с записанными на них предложениями и занялся сортировкой. Выбор представлялся нелегким, но когда-то нужно было его совершить. Перебирая карточки, он наткнулся на одну без всяких пометок. Она была сделана из плотного матового картона, имя владельца написано простым четким шрифтом. Он долго вертел ее, пытаясь вспомнить, о ком идет речь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем перед его мысленным взором возникло лицо с длинной бородой.
«Жизнь по-всякому оборачивается, — зазвучал в ушах Димы голос харидействующего „пингвина“, — пусть карточка полежит в вашем кошельке. Мало ли что».
— Вот же оно, — прошептал Дима, сжимая карточку. — То самое «мало ли что»! Пусть чудотворец Рашуль поставит на место мерзавца Чубайса!
Поселок Явниэль расположен в нескольких километрах от озера. Нужно подняться вверх по узкой дороге, карабкающейся по склону горы, стараясь не смотреть на голубую гладь Кинерета, уткнувшуюся в розовый бок Голанских высот. Редкий водитель сумеет удержаться и не бросить хоть один взгляд на удивительную картину. Бросит и тут же переведет глаза на черную полосу асфальта; крутится, вьется дорога, стремительно бежит по краю обрыва; дорого, ох как дорого может обойтись зазевавшемуся водителю любование красотами Святой земли.