Ведьма на Иордане
Шрифт:
Явниэль прячется между желтыми буграми холмов, весь поселок — три улицы и разбросанные посреди окружающих его полей фермы. Отыскать Рашуля оказалось проще простого. Заметив нескольких человек, сидящих на скамейке перед одним из домиков, Дима остановил машину, опустил стекло и спросил, как отыскать чудотворца.
— Ты уже отыскал, — доброжелательно ответил один из них, высокий полный старик с окладистой, аккуратно подстриженной бородой и внимательными глазами. — Чудотворец здесь живет.
— Прекрасно! —
— Он-то принимает, — рассудительно произнес старик, — только очередь к нему за две недели занимать нужно. Ты записался?
— А как же, — буркнул Дима. Он запарковал машину и решительным шагом вошел в дом. Большая комната, видимо приемная, была заполнена посетителями. Они сидели на скамейках, расставленных вдоль стен, и сосредоточенно читали, уткнувшись в маленькие книжечки. Губы посетителей беззвучно шевелились, а вид у них был весьма взволнованный.
«Псалмы долдонят», — сообразил Дима.
Секретарь Рашуля узнал его сразу и с приветливой улыбкой поднялся из-за небольшого стола, преграждающего дверь во внутреннюю комнату. Чтобы подойти к двери, требовалось обогнуть стол и миновать секретаря.
— Добрый день, — сказал Дима. — Вот, решил воспользоваться вашим предложением.
— Учитель вчера предупредил, — с мягкой улыбкой произнес секретарь, — что сегодня к нам пожалует необычный гость. Я все пытался сообразить, кто бы это мог быть, но, честно признаюсь, о вас даже не подумал.
Он говорил самым обычным тоном, словно речь шла не о пророчестве, не о внезапном прогибе реальности, а о чем-то весьма обыденном, почти заурядном. Словно такого рода чудеса валялись в этом доме под ногами.
«Да он врет, — вдруг сообразил Дима. — Лепит горбатого, берет меня на фу-фу. Необычный гость! Так можно сказать о ком угодно, и каждый поверит!»
— Да вы не волнуйтесь, — сказал секретарь, неверно истолковав гримасу, исказившую лицо Димы. — Рашуль вас скоро примет. Садитесь вот здесь, — он гостеприимно указал на свой собственный стул. — Хотите псалмы почитать?
— Нет, спасибо, — отказался Дима. Ему было стыдно признаться, что читать на иврите он толком так и не научился. Разбирал самые простые слова, а когда дело доходило до документов, под самыми разными предлогами просил кого-нибудь из местных жителей прочитать их вслух. На слух Дима воспринимал куда быстрее и лучше. Ивритские буквы, напоминавшие маленьких черных червячков, уползали из зоны его внимания, будто глаз постоянно терял фокус, не в силах сосредоточиться на этих затейливых закорючках.
Он уселся на стул секретаря и еще раз окинул взглядом приемную. Ему не понравились сидевшие в ней люди. В каждом Дима усмотрел некую
Он понимал, что в эту комнату каждого привели разного рода несчастья и неприятности, сравнимые с его, Диминой, бедой. Но себя он видел наособицу. Его случай был отдельным, выпадающим из рамок привычных напастей, подлым, беззастенчивым случаем, свалившимся на него без всякой вины, по лихой воле негодяя.
«Человек должен сам решать свои проблемы, — подумал Дима. — Стыдно пользоваться костылями, тем более столь сомнительного свойства. Но куда денешься! Бывают ситуации, в которых ни вздохнуть, ни высморкаться! Ну что я могу сделать Чубайсу? Морду набить? Колеса в машине проколоть? Что, что? Вот и приходится искать нестандартный выход. А деляги от мистики тут нас и ловят. В общем, так, — твердо решил Дима, — если этот Рашуль попросит денег за помощь — я сразу поднимаюсь и ухожу. Все ясно. Да-да, все ясно!
А вообще как было бы славно приехать вечерком на станцию, поймать этого мерзавца и со всего размаху перетянуть его колом вдоль спины!»
Дима стал представлять себе эту сцену, и воображение тут же услужливо заторопилось, подсовывая картины одна красочнее другой. И чем дольше мечталось, тем кровожаднее становились грезы, страшнее увечья, острее муки. Вот Чубайс с переломанными руками валится в Иордан и, не в силах выплыть, булькая, уходит на дно, бросая на Диму последний, полный ужаса взгляд. И только пузыри плывут, лопаясь по воде. Пузыри и туман.
А вот Чубайс с разбитым в прах лицом оседает у эвкалипта и, выплевывая зубы, жалобно мычит, пуская кровавые пузыри. Рубашка на груди перепачкана сгустками красной мокроты, глаза бессмысленно выпячены от боли, тяжелое дыхание со свистом вырывается через искалеченный рот. И кровавые пузыри, пузыри, пузыри…
Почему-то именно они присутствовали во всех мечтаниях, составляя главный атрибут мести.
— Прошу, — секретарь осторожно тронул за плечо размечтавшегося Волкова. — Учитель ждет вас.
Рашуль походил на завскладом небольшого предприятия. Таким он показался Диме. Обстоятельных размеров человек в черном пиджаке, бархатной шапочке, прикрывающей лысину, с седой бородой во все лицо и цепким взглядом. Он сидел за роскошным буковым столом со столешницей из темно-коричневой кожи. На столе горели две свечи и стояла в серебряной рамочке табличка с письменами на иврите. Чудотворец опирался на спинку глубокого кресла, и, когда Дима уселся на предложенный секретарем стул, лицо Рашуля оказалось точно между огоньками свечей.