Ведьма на выданье
Шрифт:
— Это он что, купаться ко мне придет что ли? — спросил мелкий, появляясь в комнате.
Моя наставница не выдержала и расхохоталась.
К вечеру следующего дня все наши местные кумушки были надлежащим образом извещены о том, что мы с Гансом собираемся за ночными травами, а герр Радисфельд, замордованный бароном и его присными, не глядя подмахнул пергамент с условиями договора между «доброй жительницей города Кирхенбурга, Клархен Айнфах, травницей и знахаркой, с одной стороны, и Городским Советом Кирхенбурга, с другой стороны», согласно которому «оная Айнфах обязуется взять в подмастерья сроком на пять лет Ганса Виртела, сироту,
Договор, недвусмысленно намекавший всем интересующимся, что я намерена прожить в городе еще не один год, писала фрау Хельга, и на мой вопрос, где она насобачилась составлять этакие документы, мечтательно вздохнула и ответила:
— Был у меня в молодости один легист из Брюгге, девочка моя… Такой, доложу тебе, затейник…
Но дальше развивать эту тему не стала.
Короче говоря, вечером мы покинули Кирхенбург уже официально являясь мастером и подмастерьем, так что обсуждали местные сплетницы не тему «Куда эта ведьма с мальчонкой на ночь глядя поперлась», а спорили о том, правильно ли Радисфельд поступил, отдав ребенка в обучение именно ко мне, и выйдет ли толк из такой учебы вообще. Учитывая то, что большая их часть за день успела побывать у меня в лавке с поздравлениями по поводу появления подмастерья (подспудно выведывая, не собираюсь ли я поднимать цены), мнения склонялись, пожалуй, в мою пользу.
По дороге к охотничьему домику я действительно занималась обучением Гансика, указывая ему различные травы и рассказывая о их свойствах. Шкода внимал широко раскрыв глаза.
— Вон, видишь, — говорила я ему, — травка ветвистая с розово-сиреневыми цветочниками? Это сухоцвет, там где он растет глина к поверхности земли близко выходит. Пока цветет, можно собирать — у него кроме корня все на отвары идет. От сердца помогает, при изжоге, просто чтоб успокоиться. Если бешеный зверь укусит тоже пить можно.
— Чтоб самому не сбеситься, да?
— Угу. А при зубной боли рот его отваром полощут. А вон, глянь, лопух. Как думаешь, для чего нужен?
— Ну, если в лесу до-ветру приспичило… — смутился Гансик. — Листья большие, мягкие. Очень удобно.
— Очень удобно. — передразнила его я. — Да им чего только не лечат. Корни, если их по осени собрать да настоять, и кровь чистят, и от жара помогают, чтоб с потом болезнь выдворить, и камень из почек гонят. Снаружи этим же настоем от зуда, прыщей, лишая и радикулита мазаться можно. Волосы полезно таким отваром полоскать — чтоб не облысеть как герр Захуэр. А листья, если их размочить, получше подорожника будут на раны и ожоги.
— Ух ты… Настоящая эта… панацацка!
— Панацея, горе луковое. А вон, гляди, ревень цветет.
— И что из его цветков делают?
— Из цветов только венок. А вот если корни высушить и истолочь, то от запора очень хорошо помогает. Дня два с горшка люди не слазят — так полоскает.
— И ты все-все травы на свете знаешь? — восхитился Гансик.
— Все никто не знает. — вздохнула я. — Земля большая, травы везде разные растут. Какие-то я никогда не видела, о каких-то даже и не слыхала. Но вот те, что растут от сих пор до центральной Италии и от середины Меровенса до мадьярских границ, это да. Знаю все.
— А вон это чё цветет?
— Икотник. Если в воде настоять, то от икоты помогает. А коли этот настой с медом развести, то поить этим надо тех, кого зверь бешенный покусал.
— А это вкусно?
— Все вкусные лекарства медикусы сами съели, одни невкусные остались. — хмыкнула я.
— Фу. — шкода смешно сморщил нос. — Не буду давать себя кусать зверям.
— Это правильно. Ну, пришли вроде. Вон и охотничья заимка.
Заимка, это конечно сказано было громко. Потемневший от времени деревянный домишко, знавший гораздо лучшие времена, с покосившимися стенами и прохудившейся крышей. Никто его не пытался чинить уже Всевышний знает сколько лет — зверь-то из окрестностей Кирхенбурга давно ушел. Только изредка припозднившиеся грибники находили в нем убежище от непогоды, однако же сезон сбора грибов еще не начался, так что ожидать кого-то в гости нам не приходилось.
У чудом уцелевшей коновязи стояли две жалкие клячи, по сравнению с которыми приснопамятная Бочка, в день ее покупки, казалась арабским скакуном. Рядом расположилась вместительная телега.
«Боже, — мысленно простонала я, — неужто фрау Хельга, чтоб ей крапивой подтереться, решила сэкономить?»
Сама моя наставница наблюдалась на лавочке у входа в избушку, с иглой и нитью в руках, занятая починкой целого вороха ношеной мужской одежды.
— Явились — не запылились. — прокомментировала она наше появление.
Да-а-а-а, годы характер не улучшают… А портить им и так было нечего.
Чтобы Басмиони, если ему того хочется, не стал в доску своим для всех сослуживцев за пару дней — такого не бывает. Я скорее уверую в зороастризм, чем в то, что супруг фрау Хельги, пятью пять прыщей ей на всю морду, не сдружится с баронскими дружинниками.
Ничего в этом удивительного, на самом-то деле, нет. Басмиони, во-первых, боец очень сильный, во-вторых, весельчак и балагур, за словом в карман не лезет, в-третьих, знает такое множество солдатских баек и побасенок на самые разные темы, что может приплести их к любому случаю и каждого заболтать, а в-четвертых, далеко не глуп. Причем неглуп настолько, что умеет это скрывать. Ну, и в-пятых, у него огромный военный и житейский опыт, в отличие от большинства баронских горе-вояк.
Так что к моему возвращению в Кирхенбург (ближе к полудню и через другие ворота, где сказала страже, что Гансик-то давно уже в городе), сигнор Витторио уже прочно обосновался на должности души компании в среде дружинников фон Блонда. И, стоило Басмиони пожаловаться на зубную боль, как его немедленно отправили к «местной ведьме, которая выглядит словно молодуха, хотя, на самом деле, еще с Карлом Великим шашни водила». Еще и проводить порывались.
Ну, наш-то бывший сержант охотников провожать враз отвадил, намекнув, что зубы-зубами, а если выглядит ведьма молодухой, то… Хорошо, фрау Хельга, чтоб она семерых ежей родила, этого не слышала.
Получив необходимые зелья, которые мы с моей наставницей подготовили, Басмиони неторопливо выпил у меня душистого травяного настоя, после чего был выпровожен за дверь лавки с метанием в его сторону пустого горшка и пожеланием провалиться, слышимое на всю улицу. В ратушу Витторио возвращался ухмыляясь и, до темноты, уверена, кормил народ небылицами о том, как он едва настоящую ведьму не поимел.
Я же остаток дня старалась делать вид, что ничего не происходит, готовила зелья, вела торговлю, на ночь закрыла лавку…