Ведьма полесская

Кулик Виталий Ефимович

Старуха часто сравнивала себя с острой косой. И если уж находила коса на камень, то оставался сильнейший иль хитрейший: попадется мелкий камешек — с искрами разлетится в пыль. Крупный встанет на пути — лучше обойти.

На жизненной стезе ведьмы немало встречалось «строптивых камешков». Но все они были никудышные. Таких и не жалко. Под беспощадной косой заклинаний и колдовства все они разлетались в пыль и исчезали в никуда…

И вот сейчас, не находя себе места, Серафима нервно металась взад-вперёд по тесной избушке. Мысли не давали ей покоя: «Для большего куража ещё и Марылькой назвалась. Надо же, проглядела! Не учуяла в парне селянском стойкость гранитную. Слишком самонадеянна была, самоуверенна в своём мастерстве. За что и поплатилась жестоко. Обожглась! О-ох, как обожглась… —

при этой мысли Серафима непроизвольно притронулась к изувеченному лицу. — Выбил гадёныш из седла. На полном скаку выбил… И всё пошло наперекосяк, всё из рук валится. Голова уж кругом идёт от сплошных неурядиц. Хлопоты и тревоги сыплются со всех сторон: то избушка чуть огнём не взялась, то урядник намедни с какими-то непростыми людьми аж сюда добрался. Всё вопросики подозрительные запытывал, а увечье увидав, и вовсе не мог скрыть довольства своего. Дожилась! Да-а, настали деньки чёрные. И всему виной он проклятый! А тут ещё и Янина последнее время ходит, как окаянная. Ни словом, ни делом матери не подсобит, не посочувствует!» — в сильной злобе на весь свет размышляла Серафима.

Словно раненый зверь, она металась по избушке, а вспомнив ещё и о непутёвой дочке, вообще выть стала.

Обиду крепкую терпела Серафима на дочку свою. И мысли о строптивой девке ещё больше добавляли злобы и горечи на душу старухи. «Ни в какую не хочет продолжать дело рода семейного. Претит ей, видите ли, колдовское ремесло. Знать, в батьку пошла богобоязненного. А задатки-то колдовские имеет наши. Исключительные задатки. Почитай, получше, чем у меня самой… — мрачно мыслила старуха. — Да-а, что-то в нашем роду не так пошло… на мне сбилась преемственность чародейного дара. Не я — Янина должна была перенять от деда всю силу колдовскую, и сетовал сильно по этому поводу старый Корчак. Всё злился да ворчал, будто я была всему виной. Наверное, чувствовал старый, что этот сбой может и вовсе привести к исчезновению родовой ветви ведунов. Нашей ветви!»

А дело всё в том, что бытует поверье, а может, и на самом деле так, будто особая сила колдовства передается через поколение, а то и через два. Это нормальный цикл, и даже многие маститые чернокнижники сами верили, что нарушение этого цикла приводит к угасанию или в лучшем случае к ослаблению рода колдунов. Особенно если в поколениях, идущих одно за другим, появлялись люди, крайне наделённые колдовской способностью. Вот как, например, и в роду Корчака: он сам — Серафима — Янина. «Видать и артачится Янинка из-за этого! Эх, пропадёт наше дело… А из неё со временем вышла бы знатная чародейка… Я-то уж давно её способности заприметила: и дождь предскажет, и птичку раненую пожалеет, и отзовётся о ком-то дурно, и всё это как-то невзначай, вскользь, даже сама не придавая значения тому, что говорит. А потом с её слов многое и сбывается: с утра солнышко светит — к полудню дождь прослезится; пичужке сдохнуть бы надобно, а она от сочувствия Янинки вдруг чудно порхать начинает; человек, сотворивший худо, возьмет да и занеможет без всякой на то причины. А она-то, дурочка, ничего этого и не замечает! Даже и не подозревает, что это и есть дар исключительный. Думает, что это обыденное дело, у всех так. Эх, Янинка, доиграешься! Вынудишь ты свою мать душу тебе силой колдовской палить!»

— Серафима часто и тяжко вздыхала от таких мрачных дум.

И вот сейчас бросив на дочь злобный взгляд и видя её отрешённое состояние, старуха раздражённо сплюнула и в сердцах махнула рукой. Она уже давно этого ждала и лишь с досадой подумала: «Пришло время, да не вовремя. Взыграла сучья кровь. К оболтусам деревенским потянуло… А ну погодь, погодь! А не виной ли тому опять ОН, лесничок этот?! Ведь только его могла повстречать в лесу. В деревню-то давненько не хаживала…»

От этой внезапно озарившей мысли старуху аж передёрнуло. Чутьё ведьмы подсказывало: догадка верна! И пуще прежнего охватила её лютая ненависть. Хотела было уже сполна излить свою злость на голову дочки непутёвой, да вдруг опять осенило старую: «Ох, мать моя честная…» — тихо охнув и не спуская пристального взгляда с Янины, Серафима медленно опустилась на лавку.

Ещё толком ничего не зная и будучи не до конца уверенной

в догадке, она затряслась в волнении. Серафима замолкла, затаилась на время, боясь сказать дочке что-нибудь не так и вспугнуть птицу удачи. Если её догадка верна, то это был её шанс, настоящий подарок судьбы! А колдовская интуиция уже взахлёб нашептывала, что из этой ситуации можно извлечь неоценимую выгоду в осуществлении своих замыслов. Лихорадочно прикидывая и так и сяк, старуха уже перебирала в уме, как лучше обстряпать дело, чтобы наилучшая выгода вышла. «Ломать надо девку!» — окончательно решила Серафима, и её обезображенное лицо приняло угрожающий вид.

— Где была, спрашиваю?! Аль оглохла?! — повелительным тоном повторно спросила старуха, задетая тем, что девчонка её словно и не замечает.

Сама же продолжала изворотливо прикидывать в уме, как деликатнее обработать Янинку, чтобы та не заподозрила умысла.

Обычно, когда старуха была не в духе и повышала голос, Янина смиренно опускала глаза, терялась и начинала сбивчиво оправдываться. Но время шло, девчонка подросла и превратилась в прекрасную девушку, в чистейший адамант! Вот только ни огранки, ни достойного обрамления этот драгоценный камень пока не имел.

В последнее время отношения с матерью у повзрослевшей Янинки стали как никогда натянутыми. Девушка всё чаще стала выражать своё недовольство. Но открыто перечить матери она всё же пока не решалась. Она просто побаивалась гнева своей свихнувшейся на колдовстве мамаши. А в гневе старуха могла так проклясть, что потом и сама уж ничего не могла поделать, чтобы снять свои проклятия.

Янинка не раз была свидетелем таких событий. Она удивлялась ужасным результатам колдовства и не могла понять, как такое получалось, как могут какие-то слова и ритуальные действия одного человека повлиять на другого, если эти люди даже не рядом, а зачастую даже и ни разу не видели друг друга. Она этого не понимала и не хотела понимать. Она этого даже немного опасалась. Свои же способности Янинка и в мыслях не допускала использовать кому-то во вред.

Ничего не ответив на злобные вопросы матери, Янинка набрала ковшик воды и жадно выпила. Холодная вода приятно остудила сердечный жар девушки. Смахнув с губ остатки влаги и даже не взглянув на мать, она вышла из избушки и присела на грубо сколоченную лавку. Спорить с матерью и что-то ей доказывать не было никакого желания. Да и вообще ей до невыносимости опостылела эта жизнь в глуши. Голова девушки сейчас была забита совсем другим…

Ровно шесть дней назад Янинка потеряла покой, и всё это время находилась в мире грёз и радужных мечтаний. Словно отрешённая, она днями бродила по лесу или, сидя на берегу, подолгу смотрела на тихий речной поток. Душу переполняло сладостное чувство, впервые и по-настоящему овладевшее всей её сущностью. Но к вечеру, понимая, что все её мечты могут так и остаться лишь мечтами, Янинка впадала в отчаяние.

Раньше, зная, что по вечерам все её сверстницы интересно и весело проводят время на посиделках, Янинку обуревала тоска. Её тянуло туда, манило, но она была там чужой. Девушка это отлично понимала, и сердце её обливалось кровью, глаза — слезами. Бедной Янинке приходилось коротать волнующие весенние вечера вдвоём, уединившись на пару со своей, теперь уже неразлучной спутницей — тоской. А юность-то не вечна! И сейчас к этой чёрной тоске прибавилась ещё и жгучая ревность. Ведь там, среди молодёжи, был и он!

Почти неделю назад идя по лесной тропинке, Янинка издали заметила двигающегося навстречу всадника. Встретить в этой глухомани человека было большой редкостью, поэтому Янину очень заинтересовало, кто бы это мог сюда пожаловать. Быстро спрятавшись в буйных зарослях, она с неподдельным интересом стала наблюдать за незнакомцем.

Не прошло и минуты, как лошадь с седоком оказалась всего в нескольких шагах от укрытия девушки. Сквозь скрывающую её листву Янинка отчётливо разглядела всадника. И сердце её обмерло… С первого взгляда девушка поняла: покоя теперь ей не будет. Девичья юность была поражена молодостью и привлекательностью парня. Взволнованная Янинка не могла оторвать взгляд от статной фигуры и, затаив дыхание, лишь зачарованным взглядом провожала быстро удаляющегося всадника.