Ведьма с Лайм-стрит
Шрифт:
Гудини разоблачил его мошенничество.
Он поймал Рейсса за руку, когда тот проворачивал свой фокус, – ему требовалось всего одно молниеносное движение. Рейсс сказал Гудини, что тот был первым, кто разгадал его метод. Для своих чудес «профессор» пользовался ловкостью рук и оказался настолько умелым иллюзионистом, что дал бы фору любому, кого Гудини когда-либо видел в варьете.
В письмах сэру Артуру Гудини предполагал, что вся история спиритизма может оказаться насквозь пропитана мошенничеством.
«Я понимаю, что вам многое известно об отрицательной стороне спиритуализма, – ответил
Травля мошенников и жуликов была для Гудини чем-то вроде спорта, которым он наслаждался, однако он все же не хотел давить на непрофессиональных медиумов, веривших в свои способности, тех самых, которыми так восхищался сэр Артур. Гудини пытался относиться к своим расследованиям непредвзято и надеялся при помощи Дойла когда-нибудь найти настоящего медиума, который сможет передать ему подлинное сообщение от матери, ушедшей в мир иной целых семь лет назад.
Дойл утверждал, что часто говорил с духом своего сына, дважды – с духом брата и один раз – с духом племянника: «Несомненно, я слышал их голоса, и говорили они о сугубо личных вещах».
«Должно быть, это невероятное чувство – суметь поговорить с сыном, собственно, с любым близким человеком, которого вы так любили, – ответил ему Гудини. – Уверяю вас, ваше серьезное отношение к этому вопросу укрепляет меня в моей решимости отыскать истину или разгадать эту загадку».
Ищите и обрящете
Четырнадцатого апреля великий Гудини в сером плаще вышел из автомобиля. Он напомнил Дойлу не фокусника в цилиндре, а, скорее, одного из тех грубоватых немецких офицеров, с которыми сэр Артур как-то соревновался в гонках во время автомобильной выставки фирмы «Воксхолл», проходившей незадолго до начала войны. Впрочем, автор «Знака четырех» не ожидал грубостей от своего гостя: судя по письмам и поступкам, Гудини был человеком доброжелательным и порядочным. Он провел выступления в сиротских приютах Эдинбурга, родного города Дойла, и сделал пожертвование на обувь для сотен сирот. Да и дети писателя никогда так не радовались гостям в Кроуборо, как в этот раз.
Гудини подошел к огромному имению с красной черепичной крышей и пятью резными фронтонами. Его встретил слуга и сопроводил в залитую солнцем гостиную, где пятеро Дойлов – Артур, Джин и трое детей – ожидали прибытия великого иллюзиониста. Гудини извинился за отсутствие жены Бесс, и Дойлы провели его по обшитому деревом коридору в зал для приемов. Дети с благоговением взирали на человека, который мог проходить сквозь стены и когда-то провернул трюк с исчезновением слона. Заметив их восторг, Гудини достал из воздуха золотые монетки и вручил каждому – Денису, Адриану и Джин-Лене, которую все называли Билли. Гудини рассказал им, что часто показывал этот фокус, «деньги из ниоткуда», во время войны – так он одаривал солдат.
Дойлы аплодировали, восхищаясь импровизацией, Гудини же любовался особняком. Поместье носило название Уиндлсхем, и хозяева привели Гарри в огромный зал, где семья, бывало, играла в бильярд, музицировала, а еще, по словам Джин, однажды в 1900-х тут на приеме вальсировали сто пятьдесят пар. Стены украшали портреты английских боксеров, полотно работы Антониса ван Дейка и голова оленя, обрамленная патронами. Но в первую очередь Гудини бросились в глаза картины какого-то малоизвестного викторианского художника, изображавшие ведьм, вампиров и фей. Заметив его любопытство, Артур сказал, что эти полотна – кисти его покойного отца, Чарльза.
Гудини и Дойл в тот миг составляли странную пару: высокий и широкоплечий сэр Артур, шотландец по воспитанию и ирландец по происхождению, посвященный в рыцари, рассказывал о своем отце-художнике и кельтских преданиях о феях, а низкий и коренастый еврей Гудини с любопытством расспрашивал собеседника, и в речи его явственно слышался какой-то акцент (как подумалось тогда сэру Артуру, характерный для нью-йоркского еврейского гетто). Но сколь бы разными они ни были, их объединял интерес к тому, что происходит после смерти, и кое-что еще, не менее важное.
Чарльз Дойл не сумел заинтересовать публику своими оккультными картинами, и семья испытывала материальные трудности, поэтому сэру Артуру, как и Гудини, в детстве пришлось испытать унижение бедности. Оба хотели восстановить утраченную гордость семьи и сделать счастливыми своих исстрадавшихся матерей. Ребенком сэр Артур обещал матери: «…когда ты состаришься, у тебя будет бархатное платье, очки в золотой оправе и ты будешь сидеть у камина в уютном кресле». Подобную клятву дал и Гудини – и сумел сдержать слово. После выступления в театре Хаммерстайна он настоял на том, чтобы гонорар ему выплатили золотыми монетами, и радостно высыпал это сокровище в передник матери. Однажды он даже купил и подарил ей шелковое платье, сшитое для королевы Виктории. Когда Гудини заговаривал о Сесилии Вайс, Джин казалось, что все его бахвальство исчезало и он превращался в маленького потерявшегося мальчика, мечтающего найти маму. Несмотря на разочарование от спиритических сеансов, Гарри не оставлял надежды связаться с духом матери в Англии.
К сожалению Дойла, другие люди, которыми он восхищался, не были столь непредвзяты в отношении спиритуализма. За обедом, доедая половинку грейпфрута, сэр Артур заговорил о недавней смерти Теодора Рузвельта: он считал гибель этого политика величайшей утратой для Америки со времен убийства Линкольна. Сэр Артур полагал, что полковник Рузвельт умер, потому что его сердце было разбито: сын Рузвельта Квентин был военным летчиком и погиб в сражении с немцами. Но к чему эти страдания? Друг сэра Артура, Редьярд Киплинг, тщетно обыскивал кладбище за кладбищем в Лос-ан-Гоэле, ведомый желанием выяснить, где же похоронен его сын. Но принесет ли это знание ему утешение?
– О господи, – восклицал сэр Артур. – Если бы они знали! Если бы они только знали!
После обеда Дойл провел гостя в свой кабинет на третьем этаже. Там Гудини увидел бюст Шерлока Холмса и еще одну мрачную картину Чарльза Дойла – фея защищает бабочку от когтей ужасного ворона. На столе на стопке бумаг лежало увеличительное стекло, а слева, на каминной полке, стояли фотографии солдат, выставленные друг рядом с другом в том порядке, в котором эти несчастные погибли. Перед ними были разложены ордена, полученные этими солдатами за героизм. Гудини эта каминная полка напомнила какой-то алтарь.