Ведьма с Портобелло

Коэльо Пауло

То, что происходит дальше, выше моего понимания. Неужели женщина, которая с небывалой, дикой страс­тью занималась со мной любовью, наконец обрела под­линную природу своей сексуальности и помогла ей в этом —научила ее или разбудила – другая женщина?

Потому что, вцепясь в меня с невиданной прежде яростью, она повторяла без остановки одно и то же:

– Сегодня я – твой мужчина, а ты – моя женщина.

Так проходит около часа, в течение которого я по­знаю такое, на что никогда не отваживался раньше. В какие-то мгновения я даже испытывал стыд и едва сдерживался, чтобы не попросить ее остановиться, но она все

равно бы не послушала, ибо шла на это осознан­но. И мне оставалось лишь подчиняться, потому что выбора не было. Зато было очень любопытно.

Под конец я был в изнеможении, тогда как Андреа просто излучала энергию.

– Пока ты не заснул, хочу, чтобы ты знал. Если пой­дешь вперед, секс позволит тебе заниматься любовью с богами и богинями. Сегодня ты испытал это на себе. Я хочу, чтобы ты заснул, зная – я разбудила Мать, дре­мавшую в тебе.

Мне хотелось спросить: «Тебя научила этому Афи­на?», но я не решился.

– Признайся – сегодня ночью тебе понравилось быть женщиной.

– Понравилось. Не знаю, как там дальше будет, но сегодня я чувствовал и страх, и ликование.

– Признайся – тебе всегда хотелось испытать то, что ты испытал сегодня.

Но все же одно дело – подчиняться Андреа, сжимая ее в объятиях, и совсем другое – хладнокровно разби­рать впечатления. И я промолчал, хоть и не сомневался в том, что ответ ей и так известен.

– Так вот, – продолжала она. – Все это пребывало во мне, о чем я и не подозревала. И еще была маска, ко­торая упала сегодня, когда я была на сцене. Ты заметил что-нибудь особенное?

– Конечно. От тебя исходил какой-то особый свет.

– Это – харизма: божественная сила, которая про­является в мужчине и в женщине. Сверхъестественное могущество, которое никому не надо демонстрировать, ибо оно пробивает даже самых бесчувственных. Но проявляется оно лишь после того, как мы останемся нагими, умрем для мира и воскреснем для самих себя. Вчера вечером я умерла. Сегодня, выйдя на сцену, увидела, что в точности осуществляю свой выбор, и воз­родилась из пепла.

Ибо я всегда пыталась быть собой, пыталась, да не могла. Всегда хотела производить впечатление на окру­жающих, вела умные разговоры, не огорчала родителей и в то же время – шла на любые ухищрения, чтобы суметь делать то, что нравится. Я всегда торила себе путь с кровью, со слезами, напрягая всю силу воли, – а вчера поняла, что поступала неправильно. Моей меч­те ничего этого не нужно: она требует лишь, чтобы я предалась ей, а если покажется, что страдаю, – стисну­ла зубы. Потому что страдание пройдет.

– К чему ты все это говоришь мне?

– Погоди. Проходя тем путем, где страдание кажет­ся единственным правилом, я боролась. За то, что ника­кой борьбы не стоит. Это же как любовь: либо она есть, либо нет, и тогда никакой силой ее не пробудить.

Мы можем притвориться, что любим. Можем при­выкнуть друг к другу. Можем испытывать дружеские, родственные чувства, быть во всем заодно, создать семью, каждую ночь заниматься сексом и даже полу­чать наслаждение, и все равно – постоянно ощущать какое-то зияние, пустоту, нехватку чего-то очень важного. Так во имя чего я изучала все тонкости от­ношений между мужчиной и женщиной, зачем билась за то, что не стоит таких усилий?.. В том числе – и за тебя.

И сегодня, когда мы занимались любовью, когда я выкладывалась полностью и чувствовала, что и ты ста­раешься изо всех сил, я вдруг поняла, что старания эти мне больше не интересны. Я проведу с тобой ночь, а утром уйду. Мое таинство – театр, там я смогу выра­зить и развить то, что хочу.

Я чувствовал жгучее раскаянье – за то, что отпра­вился в Трансильванию и там столкнулся с женщиной, вполне способной разрушить мою жизнь, что собрал первую «группу», что в ресторане признался в любви. В эту минуту я ненавидел Афину.

– Знаю, что ты сейчас думаешь, – произнесла Ан­дреа. – Что твоя подруга основательно промыла мне мозги. Но ты ошибаешься.

– Я – мужчина, хоть сегодня в постели вел себя как женщина. Я – представитель вымирающего племени, потому что редко встречаю таких, как я. Немногие бы пошли на такой риск.

– Не сомневаюсь, и это лишь усиливает мое восхи­щение. Но неужели ты не спросишь меня, кто я такая, чего хочу, чего домогаюсь?

Я спросил.

– Хочу сразу всего. Хочу зверства и нежности. Хочу тревожить соседей, а потом пытаться успокоить их. И женщины в постели мне не нужны. Нужны мужчины, настоящие мужчины – такие, как ты, например. Пусть любят меня или пользуются мной, это не имеет значе­ния – моя любовь больше этого. Хочу любить свобод­но и позволять всем, кто вокруг, вести себя так же.

И наконец: я говорила с Афиной только о тех про­стых вещах, которые высвобождают подавленную энер­гию. Это – секс, например. А можно просто идти, по улице, повторяя: «Я – здесь и сейчас». Ничего особен­ного у нас с ней не было, никаких тайных ритуалов… Более или менее необычно в нашей встрече было лишь то, что обе мы были голые. Отныне мы будем видеться с нею по понедельникам, и если мне захочется что-ни­будь сказать, я сделаю это лишь после сеанса, ибо вовсе не набиваюсь ей в подруги.

И точно так же она, когда захочет пооткровенничать, отправится в Шотландию к этой своей Эдде, которую, судя по всему, ты тоже знаешь, хоть никогда про нее не рассказывал мне.

– Да я ее и не помню!

Я почувствовал – Андреа понемногу успокаивает­ся. Она сварила кофе, и мы выпили по чашке. Вновь стала улыбаться, в подробностях расспрашивать о моем повышении, сказала, что ее беспокоят эти сборища по понедельникам, потому что утром узнала, что друзья друзей собираются привести своих друзей, а помеще­ние – небольшое. С неимоверным трудом мне удалось притвориться, что все это было всего лишь приступом ревности, нервным срывом или проявлением предмен­струального синдрома.

Я обнял ее, она прижалась к моему плечу, и, несмо­тря на усталость, я дождался, когда она уснет. Мне ни­чего не снилось в ту ночь, и никакие предчувствия меня не томили.

А когда проснулся утром, увидел – вещей ее нет, ключ лежит на столе, прощальной записки не оставлено.

Дейдра О'Нил, она же Эдда

Не счесть историй о ведь­мах и феях, о сверхъестественных способностях и па­ранормальных явлениях, о детях, одержимых злыми духами. Не счесть фильмов, где показаны обряды и ритуалы, где звучат заклинания, где мелькают мечи и пентаграммы. Ну и ладно, пусть работает воображение, пусть эти этапы будут пройдены, а тот, кто пройдет че­рез них и не даст себя обмануть, в конце концов непре­менно вступит в контакт с Традицией.