Ведьма войны
Шрифт:
Глава 4
Зима 1584 г. П-ов Ямал
Выбранный юной чародейкой путь начался прямо напротив острога, от северного берега реки.
То есть, конечно, командовал Матвей Серьга. Девушка же лишь махнула рукой, тихонько шепнув мужу:
– Вдоль кустов двинемся, пока не кончатся, – и тут же отступила в задние ряды небольшой казацкой ватаги, дабы не мозолить воинам глаза.
– За мной, православные! – громогласно объявил сотник и, взявшись
Воин Матвей, известно, был крепким, шел быстро и решительно. Таковыми же были и Силантий, и Ганс Штраубе, и Евлампий… Отец Амвросий шагал налегке… А вот Кудеяр Ручеек очень быстро стал отставать. Концы его волокуши зарывались в камушки, и он постоянно петлял, вытягивая то одну, то другую жердину. Путь змейкой получался чуть не вдвое длиннее прямого – и поди, угонись за остальными!
Митаюки, из ноши имевшая лишь заплечный мешок, поначалу пошла было со всеми, но потом пожалела мальчишку, вернулась и взялась за одну из слег:
– Давай, навались!
Двойного худосочного тягла оказалось достаточно – волокуша пошла прямо, хотя и не быстро. По счастью, путь на север уводил ватагу все дальше от колдовского солнца, и вскоре землю стало заметно подмораживать, и после обеда она затвердела так, что концы жердин больше не проваливались и шустро скользили по поверхности.
– Ты мешок свой сверху кинь, чего мучаешься? – предложил Ручеек.
Митаюки послушалась, и тащить сразу стало легче. С плеч груз пропал, а волокуше оказалось все равно, заметно не отяжелела.
По морозцу они пошли сильно быстрее, однако остальную ватагу все равно нагнали только поздно ночью, когда казаки уже остановились и успели собрать из слег чум. Огня не разводили – поели копченой рыбы да водой из ручья запили, разбив тонкий еще здесь ледок. В чуме же такой толпой тоже быстро надышали, и спать было терпимо.
К середине второго дня мороз заметно окреп, и ивовые заросли на востоке стали быстро чахнуть. Матвей, однако, продолжал идти вдоль берега, пока путники не выдохлись, и только на привале объявил:
– Завтра от моря поворачиваем! Теперь там уж точно никаких лесов не будет! На ночь робы из шкур товлынга одевайте. Без них теперь и околеть недолго.
Казак оказался прав. Ночью, без движения, даже в чуме и во всей одежде было жутко холодно. Кабы не теплые новенькие малицы – точно без обморожений бы не обошлось. А так – люди просто замерзли. Правда, у них имелось надежное средство для согрева: собрать волокуши, взяться за концы и шагать на восток, пока не вспотеешь…
Дни начинались, когда ватажники уже были в пути, заканчивались, когда казаки еще не успели остановиться. По счастью, в небесах то и дело развевались цветные сполохи северного сияния, давая достаточно света, чтобы не заблудиться в белой снежной пустоте.
С погодой людям повезло. Мороз сковал все лужи и болота, снега же пока нападало всего по колено. Так что и волокуши никуда не проваливались, и
– Да вы гляньте православные, что под нами! Да это же море!
– Славно, – лаконично ответил Серьга и повернул к югу.
Через два дня путники смогли снять малицы товлынгов, а еще через день – земля отмерзла, море покрылось промоинами, а далеко впереди, пока еще у горизонта, стала хорошо различима неровная стена зеленого густого леса.
Еще половина перехода – и Матвей махнул рукой, указывая на прогалину возле впадающего в море ручья:
– Привал! Прошли быстро, так что пару дней можно отдохнуть-погреться да силы возвернуть. Силантий, выстави дозоры, Ручеек за дровами. Нужно наконец и горячего поесть. Остальные лагерем займутся. Тут не мешает обосноваться основательно.
Митаюки от мужа отдельных приказов не получила и потому отступила в кустарник, опустила веки, сделала несколько глубоких вдохов, уравновешивая мысли после трудного пути, развернула руки ладонями вверх и тихонько запела, подлаживаясь под окружающий мир.
После изрядного перерыва в занятиях войти в нужное состояние не получалось очень долго – но где-то через час юная чародейка все же ощутила то странное наваждение, когда все звуки, запахи, цвета исчезают – и одновременно остаются, а сама ты раздваиваешься, превращаясь в подобие светлой, воздушной тени. Мир исчезает – потому что становишься его частью, неотличимым продолжением тепла, движения и света, но… остается – ведь любое изменение вокруг начинаешь чувствовать, как изменение внутри самого себя, подлаживаясь и оставаясь продолжением этих перемен.
Впрочем, разве словами такое передать возможно? Это слияние возможно только ощутить…
Впав в наваждение, Митаюки-нэ вышла к лагерю, постояла на краю. Занятые разборкой волокуш не обратили на нее внимания – не заметили. И тогда она с чистой совестью отправилась вдоль берега на юг.
Без волокуши, в одних лишь легких сапожках и кухлянке чародейка ощущала себя почти невесомой. Не шла – летела. И несколько верст до следующего ручья одолела всего за пару часов. У проточной воды ее словно защекотало. Забавно, щекотно, изнутри.
Поначалу чародейка подумала, что это из-за течения. Однако же, перейдя русло вброд чуть выше по течению, Митаюки поняла, что постороннее чувство навевается спереди, из густых зарослей акации. Осторожно забравшись в гущу ветвей, девушка сразу обнаружила защитный амулет, заговоренный от случайного путника на волчатный глаз. Похоже, заклинания, нацеленные на отвод глаз и направление чужаков прочь от тропы, по кругу, разрывали ее ощущение единства с миром, вызывая то самое «щекотное» состояние.