Ведьма войны
Шрифт:
Тревогу поднял стоящий в дозоре Кудеяр. На юге, верстах в четырех, ярко полыхала макушка едва выглядывающего над горизонтом дерева.
– Проклятье, немец! – сплюнул Матвей. – К оружию, други! Брони одевай! С собой ничего, окромя оружия, не брать. Похоже, Штраубе нашего выручать надобно.
Вооружаться для казаков было делом привычным. Кто поверх кафтана кольчугу через голову, словно косоворотку, натянул, кто юшман пластинчатый на боку крючками застегнул, кто колонарь, что от обычного кафтана только нашитыми пластинами отличен, напялил. Опоясались саблями, похватали кто рогатины,
Вскоре они перешли ручей – и на том берегу их встретил Ганс Штраубе с сотоварищи.
– Что?! – вопросительно выдохнул Матвей.
– Клянусь святой Бригиттой, здешние язычники службу дозорную правильно несут, – виновато развел руками немец. – Полыхнуло, когда нам сажен сто всего до ворога оставалось. Сигнал тревожный сир-тя подали да сразу и ушли, ни единого мы не застали. Погнаться хотели, но там, на тропе, самострел насторожен. Хоть его заметили вовремя. Посему отступить я велел. Может статься, тропы-то ложные? К ловушкам ведут?
– Тут токмо море настоящее, – тихо произнесла Митаюки.
– Это верно, – кивнул Силаний. – По пляжу-то при отливе куда как спокойнее двигаться. Там ни ямы ловчей быть не может, ни капкана средь гальки не спрятать.
– Чем дольше ждем, тем больше сил по тревоге ворог собрать успеет, – добавил Ганс Штраубе. – Что прикажешь делать, атаман?
– Опосля вещички заберем, – махнул рукой Матвей Серьга. – А ныне вперед, пока не спохватились!
Дальше ватага шла уже не спеша, отдыхая после предрассветной пробежки. Примерно через час дыхание путников восстановилось, однако шага Матвей не ускорял. Силы воинов стоило поберечь – ведь по чужой земле шагали, неведомой. Нападение в любой миг случиться может.
– Стойте! – неожиданно для всех крикнула сзади Митаюки.
– Чего еще? – оглянулись на нее казаки.
– Акация стеной стоит! – указала в сторону от берега молодая ведьма. – Шипастая, через нее в здравом уме никто не полезет, обойти попытается.
– Ну и что? – пожал плечами Никодим.
– Где ты видел, дикарь, чтобы деревья ровной линией росли? – презрительно дернула верхней губой лучшая ученица Дома Девичества. – Ровной чертой токмо стены в острогах рубят али рвы копают.
– Мыслишь, посадил их тут кто-то? – первым сообразил немец. – Под углом к берегу. Кто-то нас, ровно рыбу речную, в вершу с узким горлышком заманивает.
– Чего же теперь делать-то? – неуверенно спросил Кудеяр, тиская ратовище копья. – Назад возвертаться?
– Зажечь фитили! – перекрестившись, приказал Серьга. – Молись за нас, отче. Ныне на молитву первая надежда.
Силантий первым высек искру, и от его бересты остальные стрелки запалили свои фитили. Заправили их в замки пищалей.
– Матвей! – окликнул сотника немец. – У тебя среди всех глаз самый вострый. От сего мастерства ныне судьба наша зависеть может. Может, ты позади с кулевринами пойдешь? Приказы твои мы и оттуда услышим.
– И то верно, – одобрительно кивнул Силантий. –
– Тогда ты в голове выступай, – согласился с доводами сотника Серьга, отошел назад, проверил запальники кулеврин, заглянул в ствол, удовлетворенно кивнул, приказал Евлампию и Никодиму: – Давайте, братцы, на плечи жердины поднимайте.
И как только парни выполнили команду, повернул пушки поперек носилок, цепляя гаками за слеги.
Отец Амвросий тем временем, сжав в ладонях нагрудный крест и шепча молитвы, медленно шел по берегу далее. Пояс с саблей висел у него через плечо – опоясаться оружием священник так и не посмел.
– Отче! – спохватившись, кинулась следом Митаюки. – Куда же ты один в ловушку, святой отец?!
Священник, полностью отрешенный, ее словно не слышал. Хорошо хоть, шел не очень быстро, и юная чародейка его легко обогнала, настороженно глядя по сторонам.
Высокая стена черной акации, почти лишенной листьев, потихоньку приближалась к берегу. Она высоко поднималась над ивовыми зарослями и почти не имела просветов. Тот, кто сажал и растил кустарник, очень старался.
– Куда убегли, оглашенные?! – запыхавшись, схватил за плечо священника Силантий. – Остальных обождите!
Отец Амвросий чуть качнулся и замер, удерживаемый силой, а юная чародейка пошла дальше. Во второй руке десятник держал рогатину и схватить Митаюки не мог.
Девушка сделала еще несколько шагов, прищурилась, сорвалась на бег, продираясь через траву к стене кустарника, и замерла возле качающейся на ветру змейки, свернутой на руне вечной жизни.
Знак, призывающий зверя…
Митаюки-нэ пошарила глазами по сторонам и вскоре заметила комок красной шерсти с пятью растопыренными нитями. Совсем чистый, не запыленный, не заросший паутиной. Похоже, кто-то сорвал замковый узел совсем недавно и освободил знак зверя от запретов.
– Великий Темуэде-ни… – охнула ведьма. – Это же тотемники!
Она обернулась и громко закричала:
– Здесь живут тотемники! В проходе прячутся чудовища!
Ватага остановилась, словно споткнувшись, глядя на полосу влажной гальки, лежащую между морем и зарослями акации. Шагов десять в ширину и с полсотни в длину.
– Фитили не потухли? – быстро перекрестившись, спросил Ганс Штраубе. – Копейщики вперед и влево, в одну линию уступом, стрелкам приготовиться. Вперед!
Ватага, перестроившись, вошла в проход.
Шаг, другой, третий…
Море вдруг зашипело, забурлило пеной, вскипело брызгами – и из воды взметнулись три головы на длинных шеях, стрельнули раздвоенными языками. Каждая голова размером с телегу, шея толщиной с лошадь – и все три одновременно метнулись к людям. В ответ оглушительно громыхнули пищали, вырывая из голов кровавые клочья и закрывая маленький отряд белой пеленой.
Неожиданный болезненный отпор вынудил тварей отпрянуть – но тут же они снова метнулись вперед, раскрыв огромные пасти. Кто-то из казаков заскулил от ужаса – но места в строю не бросил, и пасти напоролись на вскинутые навстречу рогатины. Пищальщики бросили оружие и выхватили сабли, рубя чешуйчатые морды, отец Амвросий вскинул навстречу чудищам святой крест: