Ведьма западных пустошей
Шрифт:
— Здесь был только мой отец, — произнес Бастиан и вдруг хлопнул себя по груди и воскликнул: — То, что я ношу у сердца, ну точно же! Не думал, что он разглядит.
И он вынул из внутреннего кармана маленький метательный нож в кожаном чехле, тот самый, который так нервно крутил в пальцах вчера вечером. Аделин увидела золотые переплетенные буквы Д и Т — вензель владельца — и спросила:
— Это нож твоего отца?
Бастиан кивнул. Он смотрел на нож так, словно это была драгоценная святыня, и Аделин
Альвен Беренгет был для него богом. Не карающим и грозным, а любящим и добрым.
— А почему буквы другие?
— Он менял имя, — ответил Бастиан. — Там долгая история… в общем, когда его жена умерла от легочной жабы, он тоже не хотел жить. И священник посоветовал ему взять другое имя, новое. Это усиливает прежних небесных покровителей и дает новых. И он действительно смог выкарабкаться.
Аделин нахмурилась. Ей казалось, что разгадка близка — ходит рядом, дразнит, подмигивает: ты меня видишь? Ты видишь?
«Ты должен видеть», — сказал убийца девушек Бастиану. Что, если все это время он смотрел прямо в лицо правде, но не мог ее разглядеть и понять?
— Может, это как-то связано с делом Эдвина Моро? — предположила Аделин. Бастиан пожал плечами.
— Я вчера думал об этом, — признался он. — Ну потому что если я виноват лишь тем, что я сын Бастиана Беренгета, то копать надо только в этом направлении.
— А если он мстит за смерть Моро? — спросила Аделин, и ей вдруг стало холодно, словно Лесной принц, который давным-давно выжег себе мозги, вдруг возник из небытия и посмотрел ей в лицо бельмами мертвых глаз. — Вдруг… я не знаю, вдруг твой отец что-то не так расследовал?
Бастиан усмехнулся и хотел было ответить, но в это время в палату вошел тот самый врач, который вчера примчался на вызов в дом убийцы девушек, и сказал:
— Доброе утро, миледи! Готовы к осмотру?
Аделин послушно встала с кровати, и врач со знанием дела принялся крутить ее голову и разминать шею, постоянно спрашивая, не больно ли ей. Аделин раз за разом отвечала, что не больно, и в конце концов врач уважительно произнес:
— Благодарите за это вашего супруга, миледи. Если бы не он, вас бы не спасли.
Аделин прекрасно это понимала.
Господин Арно с офицерами отправился в Инеген еще вчера. Город нельзя было оставлять без полиции, и артефакторы открыли для них проход в пространстве. Аделин представила, с каким лицом полез в этот проход офицер Шанти, который чуть ли не до дрожи боялся любого волшебства, хотя и старательно скрывал свой страх, и не сдержала улыбки. Когда врач сообщил, что с Аделин все в порядке, и она может возвращаться домой, Бастиан предложил:
— Давай сходим к морю. Ты была на море когда-нибудь?
Аделин отрицательно качнула головой.
— Нет. Даже не думала, что однажды поеду.
Они покинули больницу и пошли по улице — налегке, свободные и умиротворенные, держащие друг друга за руки, и Аделин казалось, что она видит сон. Все здесь было совсем другим, не таким, как в Западных пустошах: и маленькие белостенные дома с рыжими черепичными крышами, и деревья, что свесили цветущие сиреневые ветви прямо над дорогой, и запахи, ленивые и теплые, и звуки.
— Я сплю, — сказала Аделин, когда они свернули с дороги и пошли по тропе туда, где шумело что-то большое и доброе. — Сплю и вижу сон…
Она не договорила: море вдруг заняло собой весь ее мир. Аделин замерла, с детской восторженностью сжав руку Бастиана: море смотрело на нее, как на любимого друга, море шумело и пело, в нем были все тайны мира, все созвездия и краски.
Аделин выпустила руку Бастиана и подошла к воде. Волна набежала, накрыла туфли, и Аделин отстраненно подумала, что запах соли и песок останутся в них, когда они вернутся в Инеген. Сейчас вся ее жизнь казалась такой маленькой и далекой, что Аделин забыла о ней — просто стояла и смотрела на бескрайнюю громаду воды всех оттенков синего, и взгляд летел далеко-далеко, и она летела с ним туда, к горизонту, где морская синь сливалась с небесной…
Аделин опомнилась только тогда, когда рука Бастиана сжала ее руку слишком сильно. На нее снова нахлынули запахи и звуки, мир обрел устойчивость и утратил волшебство, и Аделин увидела, что поднялась в воздух — Бастиан держал ее за руку, не давая улететь, и его лицо было растерянным и каким-то детским.
Это было как тогда, в парке, но сейчас Аделин взлетела намного выше без всяких артефактов.
— Боже мой… — выдохнула Аделин. Ноги снова уткнулись в мокрый песок, она упала бы, если бы Бастиан не поддержал. Она испуганно посмотрела на Бастиана и прошептала: — Я взлетела, да? Ты тоже это видел?
— Видел, — откликнулся Бастиан тоже шепотом. — Такое бывает у ведьм… очень-очень редко. Я читал.
Море шумело — Аделин почти разбирала тихие слова, которые были о ней. О том, что быть ведьмой — не так уж плохо. О том, что пора перестать бояться. О том, что когда ты любишь, то можно и взлететь. Море говорило с ней так, как могла бы говорить мать, которой Аделин не знала — с любовью и полным принятием.
— Это опасно? — спросила Аделин и тотчас же добавила: — Это наказуемо?
Бастиан рассмеялся и обнял ее — Аделин слышала, как его сердце бьется гулко и ровно, и на миг ей показалось, что оно стучит в ее груди, словно они стали одним человеком.
— Нет, — ответил Бастиан, поцеловав ее в висок. — Не наказуемо, и переставай уже бояться меня. Я понимаю, что это трудно. Но ты хотя бы попробуй.
Несколько минут они стояли в обнимку, не говоря ни слова, и Аделин чувствовала, как в ней пульсирует та сила, которую заблокировал удар Курта Гейнсбро. Море спасло ее и исцелило — теперь она снова стала собой. Она наконец-то ожила.