Ведьма
Шрифт:
— Может быть. Во всяком случае, тогда становится понятнее, почему над магией принято потешаться.
Предположим, что основополагающие физические формулы — три закона Ньютона — претерпели за пару тысяч лет серьезные изменения. Открытие любого физического закона всегда сопровождалось значительными трудностями. Однотипные эксперименты в разные эпохи дадут различные результаты. Вот в чем закавыка с магией, вот из-за чего рациональные умы посмеиваются над теми, кто верит в нее. Старый Карр сообщил мне интересную вещь. Он, правда, рассуждал о картах, но это ерунда.
После нескольких перетасовок
Конкретный пример: формула, которой я воспользовался в ночь с воскресенья на понедельник. Она имеет отчетливые признаки модернизации. Что, кстати говоря, предлагалось в оригинальной формуле вместо иглы проигрывателя?
— Определенной формы свисток из ивовой коры, в который свистели всего один раз, — ответил голос.
— А вместо платины или иридия?
— Раньше применялось серебро, но чем металл тяжелее, тем лучше. Свинец, впрочем, не годится. У меня с ним ничего не вышло. Его свойства совсем иные, нежели у серебра.
— Конечно. Метод проб и ошибок. К тому же, поскольку теоретическое описание отсутствует, мы не можем быть уверены в том, что все составляющие магической формулы одинаково необходимы для успешного исполнения заклинания. Здесь, пожалуй, могло бы помочь сравнение магических формул разных стран и народов. Оно показало бы, какие элементы наличествуют во всех формулах и, следовательно, являются неотъемлемой их частью.
В дверь постучали. Фигура рядом с Норманом опустила вуаль и отвернулась к окну, словно ее что-то вдруг там заинтересовало. Норман открыл.
Официант принес обед, хотя близилось уже время ужина. Та же самая история была и с завтраком. Официант был новый — с лицом кофейного цвета вместо черного как смоль. Должно быть, первый чересчур разнервничался, а потому подыскал себе замену.
Норман следил за движениями официанта с нетерпеливым любопытством. Тот сначала бросил взгляд на фигуру у окна — наверно, подумалось Норману, они с Тэнси сделались достопримечательностью поезда, — потом, продолжая искоса поглядывать на нее, разложил столик. Глаза его испуганно расширились, смуглая кожа посерела.
Внезапно став неуклюжим, он кое-как расставил тарелки, выдавил из себя улыбку и торопливо откланялся.
Норман также принял участие в сервировке стола: он положил ножи и вилки так, чтобы они находились под прямым углом к направлению, в котором их обычно кладут.
Обед был довольно скудным и гораздо больше подошел бы для умерщвления плоти. Норман старался не смотреть на Тэнси. В методичности, с которой она поглощала пищу, было нечто худшее, чем животный голод. Поев, он откинулся к стенке купе, достал сигарету и…
— Ты ничего не забыл? — спросила фигура без выражения.
Норман поднялся, собрал остатки обеда в маленькую картонную коробку, накрыл ее салфеткой, которой начисто вытер тарелки, и сунул в свой саквояж, где уже лежал конверт с обрезками его ногтей. Чистые тарелки после завтрака были одной из причин нервозности первого официанта, однако Норман решил для себя, что будет строго
Поэтому он собирал остатки пищи, следил, чтобы ножи и другие режущие инструменты не были повернуты острой стороной к нему или к его спутнице, укладывался спать головой к месту назначения и так далее. Еда в купе, а не в ресторане, помимо всего остального, тоже принадлежала к числу магических ритуалов.
Он взглянул на часы. Ба, до Хемпнелла всего полчаса!
Он и не подозревал, что они так близко. Неожиданно Норману показалось, будто воздух становится плотнее, словно норовя задержать их. Что ж, пока есть время, надо попытаться выяснить кое-что еще.
Повернувшись к Тэнси спиной, он спросил:
— Как ты думаешь, где твоя душа? По мифам, ее можно заключить куда угодно — в дерево, в камень, в веревочный узел, в какое-нибудь животное.
Как он и опасался, ответом на его вопрос были все те же размеренно звучащие слова:
— Я хочу свою душу.
Норман судорожно стиснул руки. Нет, не зря он до сих пор не задавал этого вопроса. Но если возможно, ему надо узнать местонахождение души Тэнси.
— Но где нам ее искать?
— Я хочу свою душу.
— Понимаю. — Он с трудом сдерживался, чтобы не закричать. — Но куда ее могли запрятать? Скажи, если знаешь.
За коротким молчанием последовала лекция, прочитанная механическим голосом, который будто подражал манере профессора Нормана Сейлора излагать факты и свои комментарии к ним.
— Душа помещается внутри человеческого мозга.
Оказавшись на свободе, она тут же начинает искать свое окружение. Можно сказать, что душа и тело — два отдельных существа, которые живут в симбиотическом единстве, таком тесном и крепком, что кажутся единым целым. Их близость друг к другу, похоже, возрастает с течением времени. В самом деле, когда тело, которое она населяет, гибнет, душа обычно бессильна покинуть его и, как правило, умирает вместе с ним. Но при помощи сверхъестественных средств душу порой можно извлечь из тела, в котором она пребывает. Тогда, если ей не дают вернуться в прежнее тело, она проникает в другое, невзирая на то, занято оно или свободно. Таким образом, плененная душа чаще всего находится в мозгу своего похитителя и вынуждена воспринимать все то, что воспринимает его собственная душа. В этом, быть может, заключается главная пытка.
На лбу Нормана выступил пот.
Когда он задавал следующий вопрос, голос его не дрожал, а, наоборот, звучал непривычно твердо:
— Что такое Ивлин Соутелл?
Ответ Тэнси напоминал цитату из характеристики:
— Она руководствуется стремлением достичь высокого положения в обществе. Безуспешно старается показать, что принадлежит к снобам. Лелеет романтические надежды, но, поскольку они вряд ли осуществимы, чопорна и склонна к морализаторству. Считает, что обманулась в муже, и постоянно опасается, что он пустит на ветер тот капитал, который ей удалось для него накопить. Лишенная уверенности в себе, подвержена приступам жестокости и злобы. В настоящий момент напугана и держится настороже. Вот почему, разговаривая по телефону, она пустила в ход магию, — А миссис Ганнисон? — спросил Норман. — Что ты думаешь о ней?