Ведьма
Шрифт:
— Что ж, друзья моих друзей и мне приятны.
— Да ну? — все еще не веря, хмыкнул Свенельд, однако и он уже что-то понял. Смотрел на ведьму, тяжело дыша, но постепенно успокаиваясь. — Что же ты, баба глупая, не поняв, в чем дело, на друзей своих друзей кидаешься?
— С дороги я была, усталая, — невозмутимо отозвалась колдунья. — Воротилась — а в доме чужак Да еще заговоренный. Малфутка-то небось тебя и заговорила. Она это может.
Яга сделала какой-то жест рукой, и в доме все стало возвращаться на свои места. Свенельд сперва дернулся, оглядываясь, однако никакого вреда это ему не причинило.
Поразмыслив немного, Свенельд с показным спокойствием наклонился и засунул за голенище сапога нож, поднял второй. Что ж, Яга вроде доброй пытается казаться, но с такой все же надо быть начеку. Не желая показать своих подозрений, Свенельд спокойно сел за стол, постаравшись, однако, чтобы его и ведьму разделяла широкая столешница.
Яга внимательно глядела на него, поблескивая волчьими глазками из-под кустистых бровей и зализывая длинным языком пораненную ладонь.
— А ведь я о тебе наслышана, хоробр. Ласковый такой… — пробормотала она задумчиво.
Свенельду же неожиданно весело сделалось.
— Погляжу, тебе мои ласки по нраву пришлись, — кивнул он на порез на ее руке. С каким-то злорадством варяг заметил, как на лбу колдуньи вспухает шишка после удара скамьей.
Но Яга только мотнула головой.
— Это Малфутка тебя так называла. Все твердила о тебе, мол, ласковый, мол, красивый, мол, витязь… Да глаза зеленые, как мурава, кудри золотистые, стать соколиная. Так и сказывала.
Но куда же ты поделся от нее, сокол ясный? Таких, как она, еще поискать надо.
— Служба, — просто ответил Свенельд, с потаенным удивлением отмечая, что более странной собеседницы, чем эта злобная, но отчего-то вдруг присмиревшая старуха, у него отродясь не было. Теперь он понимал, что ему и впрямь не стоит опасаться Яги. Древлянка ведь так и говорила, что она друг. Гм. И еще странно, отчего это спутница его все еще спит непробудным сном?
Свенельд невольно покосился в сторону печки, а Баба Яга, проследив за его взглядом, пояснила:
— Она всегда так спит у меня, ибо нигде ей так не покойно. Да и сил чародейских под моим кровом достаточно, чтобы она отдохнуть как следует могла. Скажу тебе еще, соколик: я эту девушку тронуть не смею. А раз ты с ней… Как только я до сих пор не поняла, кто тебя привел в избу-то мою? Старею, значит… И если бы Мрак меня не упредил, что тебя гостья дорогая привела, я бы, того и гляди, угостила бы на заре свою любимицу супчиком из молодецких костей.
У Свенельда мурашки пробежали по спине, однако он не подал виду. Улыбнулся дерзко.
— Это еще, если бы сладила со мной.
— Да уж совладала бы. Хотя и ты хорош! Так старушку огрел… Ел мой хлеб, отдыхал под моим кровом, а сам… — В глазах колдуньи сверкнули недобрые красные огоньки, словно кто-то угли в печи раздул.
В это время ворон Яги слетел с насеста и, опустившись на стол, прошелся между ней и варягом.
— Мраком его зову. Считай, спаситель твой.
Свенельд осторожно протянул руку со сбитыми костяшками пальцев и погладил воронье крыло. Ведьма только подивилась, до чего своим признал чужака ворон.
— Там, откуда
Ягу, похоже, сказанное заинтересовало. Она стала расспрашивать, откуда родом гость, что еще в тех землях о небожителях говорят. И при этом наконец-то придвинула казан, вдохнула запах и стала есть. А варяг смотрел и слова не мог вымолвить. Ибо ела старуха омерзительно: ложку хоть и брала, но не доносила до рта, высовывала длинный темный язык и слизывала содержимое с ложки. Однако догадлива оказалась старая, заметила, что варяг рот кривит брезгливо, и буркнула что-то, отчего вмиг изменилась, став молодицей розовощекой.
Казалось бы, Свенельду давно пора было перестать удивляться, но он даже рот открыл, глядя на нее. Ибо сидевшая перед ним баба была одновременно и обычная, и странная: дородная, кареглазая, в высоко завязанном цветастом плате, в рубахе с вышивкой, да только рубаха эта была почти до пупа расстегнута и из нее вываливались непомерно большие шары грудей, колыхающихся и почему-то сплошь в красных прожилках. Не видал раньше таких баб Свенельд и оттого не по себе делалось.
— Что, опять не так? — догадалась Яга. И вновь изменилась так стремительно, что Свенельд и глазом моргнуть не успел. Только кивнул согласно: мол, годится.
Теперь перед ним сидела опрятная старушенция, маленькая да улыбчивая, в обшитой тесьмой косыночке и в опушенной заячьим мехом безрукавке.
Ну что ж, эта хоть по-людски выглядит. И, видя, что хозяйка ждет продолжения, начал рассказывать. Поведал о далеком северном крае, откуда родом варяги, и о богах тех мест, об Одине, подателе мудрости и покровителе воинов, о Торе-Громовержце, о богине плодородия Фрейе. Яга слушала его, порой приоткрывая рот, как дитя. Свенельду даже смешно сделалось от ее детской наивности.
— Живешь ты в лесах, бабка, мясом и кровью питаешься, а того, что на белом свете делается, не ведаешь, — сказал он наконец бесцеремонно.
Потом встал, взял ранее примеченную бутыль с вином, налил себе и хозяйке. Но Яга лишь насупилась, к протянутой чаше не прикоснулась, а потом молвила, что, дескать, и ей кое-что ведомо. Вот, например, давеча дошла до нее весть, что на Нечистом Болоте неспокойно было. Нежить всю кто-то взволновал да еще и самого хозяина Смока глаза лишил. Не подскажет ли гость нежданный, кто это мог быть?
Свенельд и поведал. Все. Как капища искал, как тур-оборотень его занес в болота и что потом приключилось. А чего ему было таиться, если соперница недавняя уже врагом не казалась. Даже уважение какое-то к ней появилось. Яга же слушала внимательно, даже есть перестала, а потом вина все же выпила — залпом, словно жажда ее мучила.
— Так. Ясно мне, да не все. Ну, что колдуны древлянские тебя за святотатство погубить решили — это понятно. Как и то понятно, что Малфутка тебя спасла, разыскав на Нечистом Болоте. Ты молодец хоть куда, да только с нежитью болотной управиться не смог бы. Зато Малфутку никто из болотных тварей тронуть не посмеет. И если ты с нею был, а на вас даже сам Смок выполз из подземелья…