Ведьма
Шрифт:
— Древлянские кудесники сейчас сильны, как никогда, — неожиданно подал голос Коста, взволнованно поглядывая то на волхвов, то на княгиню. Однако те терпеливо ожидали, чем окончит свою речь князь.
У князя же от дерзости Косты даже желваки на скулах заходили. Поглядел искоса, чуть шевельнул темными бровями.
— Уным ты был ранее, Коста. Так что не забывай своего места, а то, гляжу, совсем одичал ты в древлянских чащах.
В голосе его скользнули рычащие интонации, он оглядел всех сумрачно.
— Вижу, для себя вы уже решили, на какое дело меня отправить. Древлян побаиваетесь? Ладно, вы свое гнете, но еще не известно, что воеводы мои решат. Эй, Асмунд, Ивор, говорите, любо ли вам пройтись по чащам древлянским, вместо похода на Царьград?
Первым поднялся Ивор, улыбнулся, топорща длинные
— Бояре все о торгах радеют, волхвы о силе чародейской, а я вот что скажу. Неужто Олег зря свой щит на воротах Царь-града прибивал? Неужто ромеи кичливые зря силу русскую почуяли? Уже не первый год идет весть о том, что они уговоры с нами нарушают да обиды людям нашим торговым чинят. Простим ли мы это?
Ольга заметила, как довольно улыбнулся Игорь, и не смогла подавить невольного вздоха. Перевела взгляд на Асмунда. Этот все молчал, теребя пряжку на наборном поясе, закусил губу. Ольга невольно подалась вперед. Асмунд слыл мудрым воином, его даже Олег Вещий среди прочих отличал, лечил его, хворого, а потом при Игоре поставил, советовал слушаться. И Игорь всегда ценил верного Асмунда. Вот и теперь он не сводил с него глаз и, видя, как тот мешкает, даже нахмурился.
Наконец Асмунд поднялся.
— Боги уже несколько солнцеворотов благоволят Руси. Благоприятная погода и хорошие урожаи, никаких междоусобиц, добрые знамения при жертвах. Весь народ светится радостью, юноши и девушки сверкают красой, песни родятся сладкозвучные… Разве были мы когда-нибудь так сильны, как нынче? Но дружина уже устала от праздной жизни, истосковалась по славным подвигам. Погляньте, сколько люда сошлось на призыв князя идти в поход на ромеев. Неужто они захотят вместо чести иноземного похода топтаться по земле диких древлян? Да ведь войско у нас ныне такое, какого никогда еще Русь не собирала. И я скажу, что надо делать то, что и замыслили: Царьград брать да принудить византийцев подтвердить уговоры с Русью. А древляне… Что ж, пока от них напастей особых не было, так чего нам на них первыми идти? Не развяжем ли мы войну и смуту там, где ее нет и быть не должно?
Теперь Игорь откровенно был доволен. Остальные молчали. Вроде бы все верно сказал Асмунд, однако не зря же Веремуд жизнь свою в чащах положил да своего человека с вестью в Киев послал.
— Так быть походу на ромеев! — почти выкрикнул Игорь, стукнув кулаком по резному подлокотнику кресла.
В гриднице воцарилась тишина, и тут подал голос хитрый Свирько. Сказал, ни на кого не глядя:
— Кто ходит за чужой шерстью, пусть не плачется, если стригут его самого.
— Ты!.. — повернулся к маленькому боярину Игорь, даже привстав от гнева. — Ты…
— Я, — спокойно ответил Свирько, тоже поднялся, вытянувшись во весь свой маленький рост, бородку вскинул. — Я так скажу, княже. Мне как купцу торг с Византией более чем кому-либо надобен. Однако может так статься, что, пока ты в дальних краях с воинством ходить будешь, здесь, у тебя под боком, беда лихая случится.
— От древлян, что ли?
— От них. Их чародейство…
— Нет большей силы против чародейства, чем добрый булат! А что древляне мутят… Так здесь есть Свенельд, и именно его забота держать их в узде. Так ли говорю, Свенельд?
— Так, княже.
Теперь посадник Свенельд поднялся, поправил пояс, одернул яркий кафтан, длинные золотистые волосы заложил за уши.
— Ты смело можешь полагаться на меня, княже. Однако и ты должен меня выслушать. Что собой чародейство древлян представляет, я на себе испытал. И скажу — всякое может случиться. Поэтому позволь и мне набрать дружину для будущего полюдья. Коста грозится, что бедой нас древляне встретят, а ты верно заметил, что добрый булат любую силу поборет. Вот и разреши мне собрать рать. Даже не для полюдья, а для похода. Дозволь пройтись по селам и весям, чтобы подыскать в славянских родах способных к воинской науке.
— Дружину свою приумножить хочешь? — хитро прищурился князь.
— Надо, — спокойно ответил посадник — Голову ставлю про заклад, что это надо.
— Ну смотри. Не останься только без головы. А что до дружины твоей… Силен ты стал, боярин Свенельд, дружина твоя славится умением да сноровкой. Будь твоя воля, ты бы и со мной мог силой померяться. Если бы не делал все с оглядкой на княгиню мою. А уж Ольга тебе своеволия не позволит.
Княгиня в первый миг опешила. Потом щеки ее вспыхнули, глаза загорелись. Заметил Игорь, что и Свенельд встрепенулся.
— Ты такое скажешь, княже…
— Знаю, что говорю. А пока — разговор окончен. Ну, что пялитесь, бояре? Моя воля — закон. Расходитесь.
Все поднялись, стали кланяться князю с княгиней, выходить из палаты. Свенельд тоже вышел, спустился по лестнице к галерее, опоясывавшей теремные палаты. Здесь он заметил бояр Прастена и Свирько. Те негромко переговаривались: дескать, взял волю князь, никого не слушает, все по-своему делает. Олег Вещий, тот с нарочитыми мужами совет держал, а тут, если бы не княгиня, Игорь совсем на Киев бы не глядел. Да и вся их варяжская порода такова: свое вершить, с людом не советуясь. Но тут они заметили идущего Свенельда, умолкли, даже кивнули ему, перед тем как распроститься.
Свенельд кликнул дожидавшихся его гридней, принял у них вышитое корзно [61] , накинул, словно для дороги, однако вдруг передумал. Хотел сначала извиниться перед княгиней за неучтивые речи князя, сказать, что он ни помыслом, ни делами повода к тому не давал. А может, просто желал увидеть ее еще раз. Увидеть и уехать, ибо теперь, когда Игорь приехал к жене, у Свенельда не было ни сил, ни желания оставаться там, где почивала княжеская чета.
В тереме Детинца княжьи люди уже укладывались на покой со своими женщинами — у кого были свои, пленные или купленные, — а молодежь искала себе, как водится, компанию. У дверей гридницы стояли с копьями охранники-рынды, сообщившие, что Игорь с Ольгой уже вышли. Тогда Свенельд прошел на окружающую теремные палаты галерею, постоял там немного, оперевшись плечом о деревянный столбик подпор, соединенных поверх)7 округло. Какое-то время он смотрел, как загораются в вечернем небе звезды, блестит в свете полукруглой луны Днепр внизу под Горой. Ночь вставала ясная, по-весеннему лунная, зубцы частоколов четко вырисовывались на фоне сине-серебристого неба, вдали виднелся силуэт часового с копьем и рогом. Со стороны двора долетали голоса, видны были тени движущихся людей, у коновязи ждали оседланные кони. Один из них, темный, длинногривый, был Игоря. Похоже, его не собирались уводить в стойло, а значит, Игорь решил не оставаться в Киеве. Свенельда это обрадовало, он улыбнулся в темноте. Он всегда почитал и восхищался княгиней Киевской, но насколько она ему люба, понял только прошлой весной, когда, возвратясь из полюдья, поведал ей и князю, отчего у них нет больше детей, и тем вновь уложил княжескую чету на общее ложе, чего давно не было между ними. За долгие годы супружеской жизни пыл их угас, даром что оба молодо выглядели. Но когда стало ясно, что они могут зачать новое дитя при условии, что откажутся пить чародейскую воду, князь с княгиней вновь потянулись друг к другу. Игорь каждую ночь проводил в одрине с суложью, и весь Киев, почитай, вся округа, судачили о том, взойдет ли вновь семя от их возродившейся любви. Свенельд же тогда запил беспробудно, сам себя не понимал, злился. Его боярыня Межаксева первая поняла, что происходит с мужем: лежа с супругой, Свенельд невольно выдал себя, назвав Межаксеву именем пресветлой княгини. До того боярыня ревновала его к древлянской полюбовнице, с которой, как ей донесли, Свенельд миловался в полюдье, а оказалось иное… Страшно подумать, о ком была тоска его сердечная. «Ольга, Оленька», — в забытьи шептал Межаксеве муж ее зеленоглазый, любимый, и так ярил, что она вскорости понесла. Радоваться надо бы боярыне, а она так и изводила мужа злыми словами, обидами, ревностью. Свенельд и сам тогда понял, что с ним. А потом, так же как и вся Русь, радовался, что Ольга забеременела и будет у рода Рюрика продолжение, наследник. Хотя радовался ли? Но одно он заметил с облегчением: Игорь, едва выполнил супружеский долг, опять проводил больше времени с дружинниками, чем с женой.
61
Корзно — своеобразно выкроенная накидка, закрывающая спину и спускающаяся спереди углом, оставляя свободными руки. Застегивалась на плече.