Ведьма
Шрифт:
В трогательной новелле о Гризельде заслуживает внимания то обстоятельство, что во всех своих испытаниях героиня не опирается, по-видимому, ни на благочестие, ни на другую любовь. Она, без всякого сомнения, верная, чистая и целомудренная жена. Ей в голову не приходит искать утешение в другой страсти.
Из этих двух женщин феодальной эпохи – Наследницы и Гризельды только первая имеет своих cavalieri serventi, только она председательствует на «дворах любви», только она покровительствует низкорожденным любовникам, ободряет их, только она (как Элеонора) провозгласит формулу, тогда ставшую классической: «Между супругами любовь невозможна.
Отсюда скрытая, но пламенная и страстная надежда зарождается не в одном юном
Необходимо вспомнить, какие грани возводила даже среди знати феодальная гордость. Слова обманчивы. Между рыцарем и рыцарем большое расстояние.
Рыцарь-знаменосец, сеньор, приводивший королю целую армию вассалов, оглядывал с величайшим презрением сидевших за его длинным столом бедных, безземельных рыцарей (самое смертельное оскорбление в глазах средних веков, вспомним Иоанна Безземельного). С каким же презрением должен был он относиться к простым слугам, оруженосцам, пажам и т. д., которых он кормил остатками со своего стола! Сидя на самом низу стола, близко у выхода, они слизывали блюда, часто пустые, посылаемые им гостями, сидевшими наверху, у очага. Благородному сеньору и в голову не приходило, что сидевшие там, внизу, люди могли осмелиться поднять глаза на прекрасную хозяйку, на гордую наследницу лена, восседавшую около его матери. Прекрасно мирясь с любовью какого-нибудь иностранца, официального кавалера дамы, носившего ее цвета, он жестоко наказал бы дерзость того из слуг, который отважился бы взглянуть так высоко. Вот истинный смысл бешеной ревности сира дю Файеля, смертельно оскорбленного не тем, что у жены имелся любовник, а тем, что этим любовником был один из его слуг, дворецкий (простой сторож) его замка Куси.
Чем глубже, непроходимее была пропасть между дамой – наследницей и оруженосцем, пажем, имевшим только свою рубашку – даже платье он получал от сеньора, – тем сильнее было продиктованное любовью искушение перешагнуть эту пропасть.
Мысль о невозможном возбуждала молодого человека. И вот однажды, когда он мог покинуть замок, он побежал к ведьме за советом. Достаточно ли любовного напитка, волшебных чар? А если их недостаточно, нужен ли особый пакт, особый договор? Он нисколько не остановился бы и перед необходимостью отдаться Сатане.
«Подумаю, молодой человек! Вернись наверх. Ты увидишь, кое-что уже изменилось».
Кто изменился, так это он. Какая-то надежда волнует его. Его низко опущенные глаза против воли обнаруживают беспокойный огонек, который в них трепещет. Кто-то (нетрудно догадаться кто) видит его раньше других, и из сострадания мимоходом бросает ему слова сочувствия. Какое блаженство! О добрый Сатана! Добрая, достойная боготворения ведьма!
Он не может ни есть, ни спать: он должен еще раз видеть ведьму. Он почтительно целует ее руку и почти садится у ее ног. Пусть ведьма требует, что пожелает, пусть приказывает, он будет послушен. Угодно ли ей золотую цепь или перстень с пальца (он от покойной матери), он немедленно же отдаст их. А она, по натуре не добрая, ненавидящая барона, с удовольствием нанесет ему тайный удар.
Во дворце уже поднялось смутное волнение. Бесшумная буря, без грома и молний, накопляется в нем, как электричеством насыщенные пары над болотом. Безмолвие, глубокое безмолвие. И однако дама возбуждена. Она подозревает, что действовала какая-то сверхъестественная сила. Почему, в самом деле, она обратила внимание на него, а не на другого, более красивого, более благородного, прославленного блестящими подвигами! Здесь что-то кроется! Околдовал он ее? Пустил в ход чары?
И чем больше она спрашивает
Злоба ведьмы находит для себя достаточно пищи.
Она царит в деревне. Но и замок идет к ней, отдается в ее руки, и такой своей стороной, которая ставит ее честолюбие в самое рискованное положение. Интерес, который представляет для нас подобная любовь, заключается в порыве сердца к идеалу, в его стремлении разрушить социальные преграды, несправедливость судьбы.
Для ведьмы какое острое, какое глубокое удовольствие унизить знатную даму, быть может, отомстить ей, какое удовольствие отплатить сеньору за то, что он сделал вассалам, выместить в лице храброго мальчика на нем свою злобу за оскорбительное брачное право. Нет никакого сомнения, что колдунья, играющая определенную роль в этих интригах, часто вносила в них запас нивелирующей ненависти, свойственной крестьянке.
Заставить даму снизойти до любви к слуге – это кое-что да значило. Жан де Сэнтре, Керубино не должны вводить нас в заблуждение.
Юный слуга исполнял самые низкие функции в домашнем хозяйстве. Слуг в строгом смысле слова тогда не существовало, с другой стороны, в военных укреплениях было мало или совсем не было горничных. Все делается руками этого юноши, которого эта работа не унижает. Напротив, служба сеньору и даме возвышает, является почетной должностью. И все-таки она часто ставила знатного мальчика в достаточно печальное, прозаическое, порой смешное положение. Сеньор не стеснялся. Дама должна была быть поистине ослеплена дьяволом, чтобы не видеть того, что видела каждый день, не видеть возлюбленного за грязной унизительной службой.
Ставить рядом возвышенное и низменное – одна из особенностей средних веков. Что от нас скрывают поэмы, раскрывают другие стороны жизни. К эфирным страстям явно примешивается немало грубых черт.
Все, что мы знаем о колдовстве и любовных напитках, употребляемых ведьмами, очень фантастично и часто смешно: то смелая смесь снадобий, при помощи которых менее всего, думается, можно возбудить любовь.
Ведьмы шли в этом отношении очень далеко, причем слепец, которым они играли, как игрушкой, ничего не замечал. Любовные напитки были очень разнообразны. Некоторые должны были волновать чувства подобно возбуждающим средствам, которыми так злоупотребляют на востоке. Другие представляли опасное (и подчас коварное) питье, лишавшее человека воли. Наконец, третьи служили средством вызывать страсть или же узнавать, насколько жадное желание может нарушить обычное настроение и заставить усмотреть знак высшей благосклонности в самых отталкивающих вещах любимого предмета. Топорные постройки замков, состоявших из одних больших зал, выставляли интимную жизнь напоказ. Лишь довольно поздно стали строить где-нибудь в башне комнату – прибежище для отдыха или молитвы. За дамою было нетрудно следить. В известный день, заранее намеченный, смельчак мог по совету ведьмы приступить к делу, влить в питье дамы волшебный напиток. Впрочем, это было редко и небезопасно. Гораздо легче было украсть у дамы вещь, которую она обронила, которою она не дорожила. Можно было осторожно подобрать едва видимый кусочек ногтя или почтительно собрать несколько волосков, выпавших из гребня. Все это приносили ведьме.
Последняя часто требовала очень интимный предмет, насыщенный ее особой, но такой, который сама она никогда не дала бы, например несколько ниток, вырванных из старого, грязного, пропитанного потом платья. Все эти предметы необходимо было, конечно, покрыть поцелуями, окружить обожанием и сожалением. Все это необходимо было бросить в огонь, а пепел собрать.
Несколько дней спустя, когда платье снова попадалось на глаза хитрой даме, последняя различала в нем явственно небольшую дыру, догадывалась, в чем дело, но не говорила ничего, а только вздыхала. Чары произвели свое действие.