Ведьма
Шрифт:
Она покинула его комнату, не обернувшись.
Место укуса еще долго горело на груди Алексея. Он так и не заснул в эту ночь.
***
... Он так и не заснул в эту ночь. Он выждал, пока затихли шорохи в доме, расстегнул наручник и приоткрыл дверь своей комнаты. В доме было несколько помещений. Входная дверь с крыльца вела в просторные сени, в которых было три двери: слева, справа и прямо. Правая таила за собой лестницу в подвал: именно там был оборудован кабинет. За левой находились ванная и туалет, совмещенный санузел, немыслимый люкс для деревенского жителя. Прямо была дверь в гостиную. Из гостиной четыре
Гостиная была пуста. Лунный свет высвечивал кресла и упирался в бочку-бар. В углу стояла клюка Вени. Через спинку одного из кресел был небрежно перекинут Майин пиджачок, поверх которого свисал тот самый душистый шарфик, в тонком шелке путался лунный луч. Алексей прокрался к первой двери и прислушался. Тихо. Ко второй: тихо. Чтобы выяснить диспозицию, оставалось только одно средство: открыть хотя бы одну из дверей. Кис осторожно нажал на ручку первой: в образовавшемся проеме был виден спящий Вениамин, который, словно почувствовав потревоживший его взгляд детектива, недовольно всхрапнул. Вроде бы Веня один в постели...
Кис все же решил заглянуть во вторую комнату: может, эта мелочь, Майя, просто не видна за Веней? Он направился к следующей двери и вдруг напрягся: до него донеслось едва слышное шлепанье босых ног. Кис быстро и бесшумно спрятался за креслом.
Майя, совершенно нагая, вышла из комнаты и, просияв белым телом в лунном луче, пересекла гостиную в направлении туалета. Не дойдя, она свернула, приблизилась на цыпочках к двери, ведущей в комнату Алексея, и прислушалась. Натурально, в комнате стояла тишина. Майя, помедлив, пошла к туалету.
Как только она в нем скрылась, Кис тихонько пробрался к себе. Он быстро залез под одеяло и, едва протянул руку, чтобы застегнуть наручник, как дверь приоткрылась и Майина мордочка сунулась в проем. Кис оставил руку вытянутой, авось в темноте не разглядит, что наручник не надет.
Должно быть, она не заметила. Через пару минут, в течение которых Кис старательно изображал беспробудный сон, - от усердия даже похрапывал, дверь благополучно закрылась.
Итак, - перевернулся на спину после ее ухода Алексей, - что мы имеем? Майя не спит с Веней. Точнее, Майя сегодня не спить с Веней. Может, спала вчера или будет спать завтра... Было бы естественно предположить, что на второй день после убийства любимого мужа безутешная вдова не станет прыгать в постель к другому мужчине, даже если этот мужчина был ее любовником...
Было бы, конечно, естественно, да, - но только не с Майей. Эта вдова вовсе не была безутешной. Веня - не Веня, Но к Алексею-то она явно клеилась! Какого черта? Что ей понадобилось от него? Нимфоманка с повышенной сексуальной возбудимостью? Кокетка, множащая свои победы и способная кончить только оттого, что внесла еще одно имя, - нет, еще одно тело - в свой список? Из тех, у которых тщеславие - самая эрогенная зона? Или она и впрямь решила таким образом расположить детектива к себе и завербовать его в союзники?
Из всех возможных объяснений Алексей исключал лишь одно: что Майя могла, вот так с места в карьер, им увлечься. Он никогда не был сердцеедом и соблазнителем, в его взгляде никогда не теплилось обещание-понимание, как, например, у Сереги. Вот Серега это умел: смотрел так ласково,
Но Алексей был совсем не таков и хорошо осознавал это. Если он к чему и располагал, то скорее к доверительности, к дружбе, а вовсе не к страсти. У него была тьма-тьмущая таких подружек, чужих жен и любовниц, приходивших плакаться в его жилетку и твердивших о его замечательной душе. Если дамы иногда и покушались на его тело, то, в основном, ведомые желанием отомстить своим мужьям или любовникам, - как раз из той разновидности, к которой принадлежал Серега, - и немного забыться. "Ты такой славный", - говорили они с некоторым сожалением, многозначительно беря его руку и заглядывая в глаза, но Кис слышал недосказанное: "... вот только я почему-то люблю не тебя, а моего мерзавца..."
Таких далеко заходящих утешительных акций Алексей, как правило, избегал и деликатно спроваживал подружек обратно к их мужчинам.
Была, разумеется, и другая категория - у какого холостяка ее нет! одиноких женщин, пытавшихся устроить свою личную жизнь. Но Алексей свою личную жизнь устраивать не собирался: развод напрочь отбил охоту. После того, как он узнал, что жена изменяла ему с его лучшим другом и при этом оба честно смотрели Алексею в глаза в течение почти года, - ряды его друзей сильно поубавились, а на женщин в качестве жен развилась стойкая аллергия. К тому же, он чувствовал: одинокие женщины желали приобрести мужа вообще. Не его, Алексея Кисанова, - а просто заполнить пустующую вакансию мужа, кем бы он ни оказался.
Александра... Каким-то невероятным образом вышло так, что она, самая желанная и самая недоступная, неожиданно оказалась первой и единственной в его жизни женщиной, которая хотела именно его. О чем она ему прямо так и заявила, - Александра считала, что слово "хочу" всегда говорит правду, а слово "люблю" - всегда лжет...
Сначала он ей не поверил. Он отказался. Он слишком привык к роли палочки-выручалочки, которую ему навязывали, когда другого мужика, которого действительно хотят, почему-либо под рукой нет. Потом сдал позиции, - не потому, что поверил, а потому что любил. И вот тогда-то он понял, что она сказала правду...
То, что у них было, не могло называться словом "секс", оно было слишком ничтожно, это слово, слишком примитивно; то, что у них было, не могло называться словом "любовь" - Александра ввела цензуру на это слово, она слову не верила.
То, что у них было, не имело названия. И оттого было еще прекрасней...
... Так какого черта эта девчонка к нему пристает?
***
Утро встретило Киса неожиданностью: на стуле возле его кровати лежала тройка новых мужских трусов, - не так давно Александра подарила ему точно такие, они назывались "боксер". Это были трусы-шортики в обтяжку, ("в обнимку", - говорила Саша) черного, серого и темно-синего цвета. Более того, под трусами оказалась еще и упаковка импортных носков.