Ведьмак: Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака
Шрифт:
– Я пока ничем вам не угрожала. Видите ли, я настолько не рассердилась.
– Взаимно.
– Спрячь-ка свою гордость во вьюки, ведьмак, и сядь, если я приказываю! Смотри, чтобы не оказалось это твоим последним желанием.
– Господин Казмер. Как понимаю, уважаемая госпожа Ловчая не может приказывать другим постояльцам Чудовенки…
Стражник откашлялся, опустил на мгновение взгляд.
– Не может, конечно. Но действует она для блага нашего закутка. Потому-то – лучше вам ее послушать, господа. Для собственного блага.
Геральт осмотрел затененные углы. Разбойники Ловчей подпирали стены. Все неподвижные – до времени. Ждали только приказа действовать. Потом ведьмак заглянул в глаза Ловчей: прищуренные,
Под их взором Геральт сел.
– Я должен вам помочь.
– Да. Вы оба.
– Лютика мы в это мешать не станем.
– Он только что доказал, что обладает важными сведениями об интересующем нас… явлении. А также – определенной компетенцией, необходимой, чтобы взобраться на вершину. Учитывая же его репутацию, он наверняка отправится с тобой, ведьмак, в логово чудовища. Верно, господин виршеплет?
– В-верно, – выдавил из себя Лютик.
– Мы отведем вас на гору. Первым твоим заданием, Геральт из Ривии, будет найти дорогу.
– И отчего же мне это удастся лучше, чем предшественникам? Почему не магу?
– Магу? Ха! Я – Ловчая. Это моя добыча! Не отдам ничего магам!
– Они наверняка заметили огонь и зарево.
– А как же, заметили. К счастью, в этом году тут нет важных персон. Пока нет. А прочие решили уступить моим уговорам и авторитету здешней власти. На гору не суются. Но скоро начнут, а потому я требую поспешности.
– Маги имеют свой интерес, так пусть будет ведьмак, у которого интереса нету, да? Я не всесилен. Не сумею справиться с чудом.
– У ведьмаков свои методы. Эти ваши Знаки, нет? Ваши эликсиры. А кроме того, у тебя есть певец. А певец, как гласит та самая легенда о жар-птице и драконихе, может отогнать направляемых волей рарога птиц.
– Я не верю в волю рарога. И не верю в легенды.
– Тихо! Твое второе задание – нейтрализация угрозы.
– В рарога я тоже не верю, а потому…
– Мне нет дела до твоей веры или неверия, потому что я-то знаю, что он там – есть! И не рарога ты должен убивать, но того, кто желает его напустить на наш мир.
– Человека.
– Верно.
– Птичника.
Геральт угадал точно. Впрочем, и загадка-то не была слишком сложной.
– Птичник! – вскинулся Лютик. – Ну да! Те, на ярмарке, болтали о нем, что… Один из торговцев готовит миру жар-птицу?..
Ловчая сплюнула, и выражение лица при этом было у нее мерзким.
– Торговец, – фыркнула. – Дурак. Одержимец! Не знает, с чем связался. Стал хозяином проклятого яйца, которое я выслеживала через половину Зеррикании и в полях Хакланда. Оно из храма Баал-Зебута, украла его банда отчаянных парняг, а потом яйцо добралось аж сюда. Сюда, где чудесам приходит конец, где они станут оценены и проданы.
– Благородная миссия, – без особой иронии заявил Геральт. – Однако есть немало «но». Особенно одно: я-то ведьмак, не наемный убийца.
– Чудовище, тварь, человек… Для тебя и правда есть разница? Мы оба номинально убийцы неестественных тварей. Охотимся на них, но есть на нашей совести и люди. Разве не так, Мясник из Блавикена?
Ведьмак не покраснел; бледнеть ему тоже было не с руки: бледным Геральт был всегда. Но она все равно заметила изменение на его лице.
– Не переживай, ведьмак, – фыркнула Ловчая. – У многих из нас на совести грешок человекоубийства найдется. Так, очередной аргумент для того, чтобы вы рассудительно и осознанно выбрали сотрудничество со мной. Вы когда-нибудь слыхали это имя: Висельница? Ха, по лицам вижу, что слыхали. Так представьте себе, что эта попавшая под инфамию [6] Лесничая, преследовательница духобаб и беглых эльфов, замирительница нелюдей – это именно я. Так как оно будет? Поможете мне в охоте или предпочтете стать на ней зверем?
6
Инфамия – изгнание человека за совершение криминальных преступлений; находящегося под инфамией имеют право убить на месте в землях, где вынесен приговор.
– Зверь, – внезапно отозвался Лютик, удивительно гордо, – может и укусить, когда его загоняют в угол.
Говоря, поэт поглядывал на Геральта, ища поддержки. Не нашел. Ведьмак просчитывал шансы. Вспомнил, что говорили о Висельнице. Были это рассказы, наполненные криками и плачами, пожарами и кровью.
«…как тебе наверняка известно, мой Читатель, несмотря на то, что я принимал участие во всем том вертепе с жар-птицей в главной роли, никогда не сложил я балладу, прославляющую ту страду. Причина была прозаичной и простой, хотя и не простецкой – виной всему оказалась травма, серьезная болесть и дурные мысли, что окружили меня после нашего восхождения на гору подле Чудовенки. Мысли эти связаны были с моим искусством, поскольку я, как поэт и бард, сыграл ключевую роль в тех чреватых последствиями событиях. Но, не опережая факты, начну с того, что предшествовало форсированному маршу.
Посоветовавшись с Геральтом, мы согласно решили, что нет у нас выхода – надлежит поступить согласно завуалированным приказам Великой Ловчей, которую мысленно принялся я тогда называть Великой же, однако не Ловчей, а самкой пса. И вот, решили мы как можно быстрее отправиться к подножью горы.
Перед тем как покинули мы Чудовенку, повстречались мы с девицей из лотка сего таинственного Птичника; хотя все еще встопорщенная и довольно неловкая, благодаря моему и ведьмаковому заступничеству она немало похорошела. Более того, имела для нас и ответную благодарность, а именно, двухзвездный амулет, якобы символ Баал-Зебута, мрачного божества с Востока. И как после оказалось, она тоже знала легенду о рароге и о том, как одолел его дракон – манифестация того божка.
Геральт, как обычно, подарка принимать не хотел. Я же выказал куда больше такта и заставил его взять медальон, горячо поблагодарив и заметив, что жрец по имени Карась, поймай он девушку на обладании такими-то аксессуарами, точно приказал бы дать ей батогов. Она, молодка решительная, ответила, что нам стоило бы не нарекать, а поблагодарить, да и что Карася уже нету. Исчез, как и ее хлебодатель, сиречь Птичник.
О нем же могла она нам рассказать немногое: как он нанял ее с неделю тому, сразу после того, как сам-один въехал в Чудовенку вместе с крылатой своей свитой. Был это интроверт, любящий свою интровертность и на каждом шагу защищающийся от попыток влезть в его безопасный кокон; иными словами – одиночка, грубиян, ворчун и хам. Плохой он был человек – так она нам сказала. И пожелала нам, уходящим, удачи.
Увы, как видно, пожелание ее не помогло, поскольку удачи-то нам не хватало.
Началось все с чащобы. Зеленая мерзость спутанных ветвей, ям и вездесущей паутины с самого начала затрудняли нам восхождение. Люди Ловчей и сама она сопровождали нас, имея намерение доставить нас на место, до которого они чуть ранее сумели добраться. Всюду царила тишина, поскольку вокруг не слыхать было птичьих трелей и щебетанья. Их место заполонили насекомые.
Сам я, как известно моему Читателю, за время долгих вояжей сделался тверд к лесным неудобствам, однако в скромности своей признаюсь, что в тот день и я вздрагивал под напустившимися на нас тучами комаров-чудовищ. Казалось мне, что кто-то следит за нами, однако с людьми Ловчей подозрениями я не делился.