Ведьмаки и колдовки
Шрифт:
— Мама! — Аполлон тотчас выпустил Евдокию и попятился. Он пригнулся и, кажется, стал ниже, впрочем, не настолько ниже, чтобы исчезнуть.
— Полечка! — Почтенная Гражина Бернатовна уронила пару баулов и, вытянув руки, устремилась к сыну. — Я так о
Посетители расступились, а панна Велокопыльска пробормотала:
— Как мило!
— Полечка, что с тобой сотворили?
— Мама, у нас перформанс!
— Полечка, я вижу, вижу… но почему ты без подштанничков?
— Подштанники — это неконцептуально! — влезла в беседу панна Велокопыльска, но лорнет убрала, ибо вид Гражина Бернатовна имела грозный, явно выдававший, что внутренний ея варвар давным-давно выбрался на волю и неплохо на ней устроился. А в варваров лорнетом тыкать себе дороже.
— Зато тепло! — ответила Гражина Бернатовна и потянула Полечку к баулам. — Я привезла новые, с начесом… а то ж простудишься. И шарфик, Полечка, тут дует, а ты без шарфика…
Следом за шарфиком появились полосатые носки, в которые Гражина Бернатовна засунула домашнюю колбаску и оной полностью подавила вялое сопротивление Аполлона.
— Оставьте его в покое! — Первой не выдержала бывшая вдова известного литератора, заподозрившая Гражину Бернатовну в коварной попытке разрушить не только концептуальный перформанс, но и едва-едва наладившуюся семейную жизнь.
— А ты кто такая? — Купчиха мигом забыла про баулы.
— Я его жена!
— Поля!
— Мама…
Евдокия
…не прошло и получаса, как Полечка, облаченный в синие подштанники с начесом, полосатые носки и шарф, вернулся на положенное ему место. Правда, теперь вместо ватрушки он держал в руке колбасу, которую жевал с видом мрачным…
— Инды зкжали ражие грыси! — продолжал вещать юноша, разгоняя хлыстом мух.
Слушали девицы.
Вздыхали.
Переполнялись силой слова народного…
— Лихо… я тебе говорила, что люблю?
— Кого? — Он наклонился и, поймав Евдокию за руку, поцеловал пальцы.
— Тебя…
— Если меня, тогда ладно…
— Смеешься?
— Как могу…
Никак. В синих, ярких глазах не осталось ни капли желтизны, солнце, которое отражалось, — не в счет. И не только солнце… березы с золотом в листве, точно сединою… и улица… и экипаж, запряженный четвериком… люди гуляют… дама с собачкой, или вот пиит от стаи отбился, верно…
Солнце палит.
А все одно прохладно… осень.
Потом зима.
Весна и лето… и снова осень… и так год за годом. Но мысли об этом не пугают, напротив, Евдокия совершенно счастлива… даже совестно немного перед богами.
На всякий случай.
Вдруг да позавидуют.
— Ева, только не смейся… я вот все думаю… кто такие ражие грыси?