Ведьмина доля
Шрифт:
— Успел, дурачье любопытное, — она ухмыльнулась и заправила за ухо прядь длинной челки. — Своё узнал, но и бесу теперь… должен, — в темных глазах заискрила довольством желтизна.
— А ведь я предупреждала, — даже кровь одержимого не спасёт от бесова воздействия, как и Пламя. Не ведьма же, не стихия. — А что должен?
— Держать язык за зубами. И про меня, и про тебя. И еще кое-что, по мелочи. А вот о чем он узнал, я расскажу завтра. Во сне мы с ней... поговорим. Сегодня же. Иначе никак. И, кстати,
— А с чего ты взяла, что он появится? — я подняла брови. И, да, кстати, о… — Что Зоя?..
— Счастливая и рядом с тетей. Динара Сафиулловна сказала, что теперь сама за ней присмотрит. И не спрашивай, почему она раньше не объявлялась, оставив девочку Алле. Или работа была важнее, или… А наблюдатель появится, не сегодня, так завтра. Понял, что за ним как за зеркалом охотятся, и знает, что уязвим. Появится. Никуда не денется. Задница дороже гордости.
— Мне надо передать Зое карту, — вспомнила я и слезла с ограждения.
Если девочка от меня еще не «отвязалась», то вот-вот «отвяжется». Я ей уже практически не нужна. Или вообще не нужна.
— Том, самое подходящее место для появления тюрьмы — сквер, — и показала туда, где шелестели желто-красные макушки деревьев, окружая фонтан.
— Пошли, заберу вещи, — предложила подруга и тоже спрыгнула на крышу. — Мне сейчас к Верховной, а Зоя с тетей у неё и…
Я отвернулась и пошла к лифтовой. Меняем тему, да.
— А мертвый проводник есть? По притче он нужен.
— Есть. Наблюдатели прислали. И ты с ней встречалась.
Я споткнулась и обернулась:
— Эта… девица, которую отец привез?
— Хуфия, — подтвердила Томка. — Из крови стародавних.
Я вспомнила о своей «тени» и невольно поежилась. Открыла дверь «скворечника», спустилась по винтовой лестнице и остановилась на пороге своей квартиры. Хуфия, значит… Дома я улыбнулась Кирюше и удивленно споткнулась, узрев невиданное.
— Ого! — протянула подруга, выглядывая из-за моего плеча. — Это кто так клептоманит, Жорик и Кирюша? Да-да, привет, Кирюш.
— Кажется, Жорик, — я покосилась на скелета, а тот сложил руки крестом и отрицательно покачал головой. Даже челюсть ронять не спешил, опасаясь обвинений.
Коридорный пол устилал ковер из амулетов. Всяких разных. Кольца, браслеты, подвески, серьги, пояса, шпильки, заколки, броши, запонки… На кухонном столе и подоконнике стояли мои сундучки нараспашку, а их содержимое громоздилось на диване и на полу. А призрака опять не было. В душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Амулеты явно выброшенные — дохлые, силы в них почти не ощущалось, но если вытянуть ее из каждого и слить в один… Черт, что он увидел, чего ждет?..
Я присела и поворошила амулеты, вытягивая из переплетения подвесок одну из. Кирюша на пальцах показал, что Жорик оторвет ему голову, если я рискну стащить. Я насмешливо фыркнула и, не разуваясь, пошла в гостиную — собирать Зойкины вещи. И повидаться бы, но… никого не хочется.
Томка включила на кухне воду и загремела чайником. Я упаковала вещи в рюкзак, свернула карту, собрала рисунки и вспомнила рассказ Ангелины. Значит, закрывать?.. Снова, чтобы через сто шестьдесят лет она опять полезла, а прежде породила таких ведьм, как мы?
— Том?
— М-м-м? — она усердно изучала холодильник. — Ульяш, а что можно съесть быстро или стащить в дорогу?
— Сядь и поешь нормально, не убегут от тебя дела, — день выдался таким… насыщенным, что я не сразу сообразила, что в холодильнике есть поесть. — Бутерброды сделать? А, да, шарлотка… была. И голубцы — вон в той красной кастрюле.
— Согреешь? — Томка сунула мне кастрюлю, достала из ящика две вилки и подмигнула: — Похиппуем, клюшка?
Я согласно улыбнулась. Поставила на плиту кастрюлю и быстро прогрела воздух. Взяла предложенную вилку и подцепила теплый голубец. Есть, Жорковыми стараниями, больше было негде.
— Так что у тебя за вопрос? — подруга склонилась над кастрюлей.
— А тюрьму нельзя уничтожить? Может, хватит ей лезть в город и отравлять всем жизнь?
Томка качнула головой и набитым ртом ответила:
— Не знаю. Я же не посвященная.
— У меня есть одна дурная мысль… — я подцепила второй голубец.
— Делись.
— А не попытать ли Соню? Тетя Фиса… — я запнулась, отогнала горечь и продолжила: — говорила, что Пламя — это коллективная память Верховных, а у Сони оно есть. Порожденное дефектом «угля», но всё-таки. Да и пытать не придется — она тебя боится.
— Она всех боится, — отмахнулась подруга. — Но это мысль. Я займусь. А ты, — и указала на меня вилкой, — занимайся хуфией, ведьмой и наблюдателем. Если моя… вторая половина что-то про ведьму знает, я сообщу.
— Ты за Верховную пока? — я заглянула в кастрюлю. Голубцы кончились неожиданно быстро.
— А кто ж еще? — Томка налила чай. — Римма не ожидала такого счастья и в шоке. Медитирует круглосуточно, чтобы приручить Пламя. И командую пока я, — она выпила чай, прихватила Зойкин рюкзак и карту, вышла в коридор и пригрозила: — Никаких геройств, поняла? Зови. Помогу.
— Нужны тебе мои проблемы… — отмахнулась я, жалея, что рассказала.
— Ульяш, а что такое Круг? — она глянулась в зеркало. — Для одних — клоака, для других — работа, а лично для меня это семья, — открыла входную дверь и негромко закончила: — Это моя территория — ты, ведьмы и весь наш Круг. Не позовешь — сама узнаю и приду. И всыплю потом. А теперь закройся. Пока, Кирюш.
Томка ушла, а я взялась за дело. Только бы не думать… Сгребла к стенам амулеты, помыла полы, прибралась на кухне, уложив свои амулеты в сундучки, и сходила в душ. И лишь потом, когда все дела закончились, села пить чай, заметила сочувственный Кирюшин оскал и зарыдала.