Ведьмина доля
Шрифт:
— Слушай, Ульяна. Да, — Верховная безумно улыбнулась, — я умерла, и больше нет запретов Пламени. Слушай. Мир мертвых огромен, но ключ найдет прямую дорогу к тюрьме и откроет врата. Зеркало отражает незримое, и нашему наблюдателю придется искать Пламя. Оно, покинув оболочки, может таиться где угодно и быть невидимым. И в том мире Пламя не так активно, как здесь. Камень — Римма — связь с миром живых: она подпитает обоих и вернет обратно. А остальное сделают хуфии. Соберут Пламя. Если оно вырвется сюда, то убьет многих, прежде чем найдет подходящие оболочки.
…и,
— Сейчас Пламя — это мощный поток неподконтрольной энергии, который пропитал собой тюрьму, каждый ее камень. Я его задержу, но на тот же срок. Если Пламя не собрать в хуфиях, история повторится. Снова. И его должны собрать и вынести. Уля, — веским басом: — Ты туда не полезешь, поняла? Займись Раяной. Найди ее логово — и ее хуфий. Костьми ляг, но не пускай ее в тюрьму. Если она заберет себе Пламя… Ульяна, одно Пламя для хуфии — это мощь тринадцати стародавних Верховных. Хуфий-сторожей — двенадцать. Понимаешь?
— А не лопнет ли? — у меня наконец прорезается голос. Испуганный.
— Из хуфии можно вытянуть силу дозировано и напитать «уголь». Или создать. Мужчине-магу, например. Вот за что её столько лет прикрывали. Вот за что она столько лет цеплялась, — карий взгляд стал угрожающим: — Умри или убей, но от Раяны избавься и не отдавай ее наблюдателям, поняла?
— Да, теть, — отзываюсь смиренно и добавляю укоризненно: — Но почему же так поздно?..
— Поздно? — переспрашивает Верховная и щурится смешливо: — Нет, не поздно, дорогая. Самое время. Тюрьма на пороге, и все раскроются, начнут рисковать и ошибаться. И тут-то мы их и возьмем тепленькими… ты возьмешь, — и ее улыбка меняется, светлеет и добреет. И тетя Фиса мягко добавляет: — Ты. Я всегда в тебя верила, Уля. Ты — истинная ведьма. Из тех, кто делает свое дело не за деньги, не потому, что должна, а потому что не можешь поступить иначе. Не можешь не защитить, не спасти, пройдя мимо… Я очень тобой горжусь. Всегда гордилась. Конечно, такие вещи нужно говорить, пока мы еще живы, но на слова никогда нет времени. А потом становится поздно. Слишком поздно.
К моему горлу подкатывает горький комок. Да, даже слишком…
— Прощай, дорогая. Не поминай лихом. И не суди строго, — Верховная подмигивает задорно и кричит грозным басом: — А теперь отпусти ее! Отпусти, она здесь не останется!
Стремительно исчезает ощущение ладоней на макушке, перед глазами темнеет, и я понимаю, что… лечу. И откуда-то снизу снова кричат, предупреждая:
— Уля, воздух!..
Я открыла глаза, зависнув в позе парашютиста в полуметре от задранной Гошиной головы. Вдохнула-выдохнула, приходя в себя и… прощаясь, и позволила себе рухнуть на землю. Вернее, на наблюдателя. Чтобы опрокинуть его на землю, сжав коленями бока, а пальцами — горло, и прошипеть:
— Значит, я — подарок?
По смуглому лицу опять расплылась виноватая мина, но на сей раз я не купилась. И нечисть во мне жаждала крови и мести, но ведьма…
— Барыня признает только… вести с полей, — оправдался он. — Конечно, получаса ей мало — недели на две задержать может, но… — и кашлянул, сдул с глаз челку и продолжил: — Предупредил — и ты бы отказалась, а так узнала много важного и нужного.
— Что ж ты за зараза-то такая, а? — протянула я тоскливо. — За методы тебя хочется придушить и прикопать, а за результаты… иногда поблагодарить.
— Не возражаю, — наблюдатель враз расслабился и щедро разрешил: — Можешь даже поцеловать. Мне будет приятно.
— Хамишь, парниша? — я встала, отцепляя от куртки амулет-метелку.
— А давай такси вызовем? — Гоша тоже встал, отряхнул джинсы и посмотрел на коврик с содроганием.
— Залезай. Мне велено доставить тебя к Римме, и хватит терять время.
Ветер шуршал в ветвях, роняя последние листья и первые снежинки.
…его и так осталось крайне мало.
Глава 6
Горожане поняли, что ведьма настоящая,
после фразы палача: «Ладно, переходим к плану «Б»!»
В полете я обернулась через плечо, уточняя:
— А тебе что Барыня показала?
— То же самое, — отозвался наблюдатель рассеянно.
— Зачем? Ты же… всё знал.
— Знания и реальные доказательства — вещи разные. Ты же слышала — есть договор. Анфиса Никифоровна ставила «отвод глаз» так, что за ритуалом было не проследить. Теперь договор подтвержден.
— А дальше?.. — и почему-то побоялась услышать ответ.
— Дальше вступает в силу вторая часть договора, — он хмуро смотрел мимо меня и говорил, как под давлением: — Независимо от результатов работы с тюрьмой, Круг останется в прежнем виде. И бес Тамары, и твой темный «уголь» в том числе. И ваши подопечные, включая мастера Сима. И Римму как Верховную утвердят без проверок. И добавят квоты для темных — десять ведьм на регион вместо одной. И… Что? — Гоша поймал мой изумленный взгляд и иронично поднял брови: — Ты всерьез думала, что мы про вас, дефективных, ничего не знаем? И не знаем, кто из вас с каким «углем»?
— Зачем тогда допрашивал?.. — уроню к чертовой матери… — И тетя Фиса сама…
— Нет, — отрезал наблюдатель холодно. — Сама бы — нет. Но ради вас, своих ведьм, она была готова на всё — и приносить жертвы, и становиться стеной. Лишь бы не калечить темные «угли» выжиганием, лишь бы мы от вас отстали. На остальное — на город, на людей, на нечисть — Анфисе Никифоровне было наплевать, и давно. Как, впрочем, и большинству из вас. Что же касается допроса, то это личный интерес. Читать о дефектах в доносах — одно, а слышать реальную историю — совсем другое. Мне было любопытно. И хотелось понять, что представляет собой… ведьма твоего первого поколения.
Не верю… Насчет тети Фисы — не верю…
— Гош, ты лживый… — и запнулась, подбирая нематерное слово.
— Увы, — хмыкнул он с сожалением, — уже не лживый. Бес Тамары велел быть честным и говорить правду. Особенно тебе. До конца этой жизни и на три следующие.
Я спрятала невольную усмешку. Томка-Томка… «Кое-что по мелочи»?
— То есть если я сейчас… — начала, опять обернувшись.
— Да, — подтвердил наблюдатель сухо, но посмотрел с таким предупреждением, что на допрос с пристрастием я не решилась.