Ведьмина дорога
Шрифт:
Туман становился все гуще, в нем терялись очертания деревьев; порой казалось, что между стволов мелькает нечисть, но я не обращала на нее внимания, и она убиралась восвояси, сверкнув зелеными глазами напоследок. Постепенно не осталось ничего, кроме тумана и мягкого мха. Я потеряла счет времени и забеспокоилась, не пропущу ли обряд. Глупая мысль рассмешила меня: без моего присутствия и обряда не случится. Впереди почудилось сияние, и я ускорила шаг, почти побежала. Плащ из тумана соскользнул с плеч в тот же миг, как я выбежала на поляну, покрытую изумрудной травой высотой по щиколотку.
В центре поляны возвышалась стела. Она вся заросла вьюном, раскрывшим
– Здравствуй, – улыбнулась она. Я молча поклонилась, чувствуя, как сердце в груди бьётся пойманной птицей. Она выглядела иначе — более теплой, более земной — нежели на картинках и фресках святилищ. Но не узнать Сауле, богиню утренней зари, было невозможно.
— Не нужно церемоний. Благодаря тебе я наконец смогла проникнуть в этот мир-в-мире. Спасибо тебе.
– Да не за что... вроде, – хрипло отозвалась я. Богиня снова отвернулась и протянула руку, коснувшись одного из белых цветов. Над поляной поплыл густой запах водяных лилий.
– «Белых лилий цветы серебристые вырастают с глубокого дна, где не светят лучи золотистые; где вода холодна и темна», – нараспев произнесла Сауле. — Давным-давно, когда один слишком ответственный огненный колдун еще не пожертвовал собой, здесь был мой храм. Когда мир вывернулся наизнанку, поглотив человеческие земли, храм остался — я слишком любила в нем бывать, и он пропитался моей энергией. Но смотреть за ним больше было некому. Я не могла попасть в тюрьму, сотворенную силой души и огня, и помочь своим дочерям. Как жаль... Мне больно видеть, во что превратились те, кого я создавала, чтобы защищать жизнь. Теперь все, чего они хотят — отнимать ее ради мести.
Сауле наклонила голову, и по ее щеке скатилась одна-единственная золотая слеза.
Я не знала, что сказать. Всю жизнь я просила ее лишить меня сновидений, в которых я либо видела, как умирает мама, либо бежала на голос, но так ни разу и не сумела увидеть зовущего. Но ни одной ночи не прошло в благословенной темноте. Признаться, себя мне было жальче, чем златоволосую Деву.
– Я чувствую твою злость, – прозвенел ее голос, и мои щеки опалило жаром стыда. — И не буду отрицать своей вины. Не в моих силах избавить тебя от кошмаров. Ты сама должна пройти этот путь и увидеть, что ждёт тебя в его конце. Знаю, ты представляла нашу встречу по-другому, но это мне придется просить тебя о помощи.
В душе нарастала та самая злость, выжигая стыд и сомнения. Всем что-то от меня надо. Марию я нужна из-за возможности зачать одаренного наследника. Совию — чтобы вернуться в Школу и получить грамоту ведьмака. Лаумам — чтобы провести обряд и открыть дорогу в мир живых. Богине — чтобы вызволить лаум. Даже деревенским я нужна была в качестве знахарки, и никому не было дела до того, кто я и чего хочу я. Впрочем, нет. Справедливости ради стоит признать, что с жителями Приречья у нас был справедливый уговор. Они мне — дом и зимовку, я им — лечение. Самая честная сделка из тех, что я волей или неволей заключила в последнее время.
Я не заметила, как Сауле оказалась рядом со мной, но то, что она это расстояние не пешком преодолела, это точно. Богиня оказалась ниже меня почти на голову. Волосы текли с ее белых плеч живым огнем, в который хотелось запустить обе руки и позволить выжечь себя дотла. Порыв ветра растрепал мои собственные волосы, и прикосновение жестких прядей к лицу странным образом успокоило и прояснило разум.
– Вы хотите, чтобы я выпустила лаум, верно?
– Нет, – колокольчик звякнул грустью. Я опешила и даже, кажется, рот открыла от удивления.
– Тебе придется решать самой, как поступить, но прежде чем ты примешь решение, позволь, я расскажу тебе одну историю. Она произошла много лет назад, и все, что будет сказано — истина...
Глава 26. Огонь и вода
Сауле медленно крутила лилию, поглаживая тонко пахнущие лепестки. Я ждала, пока богиня соберется с мыслями, исподтишка оглядывая полянку со стелой. В густой короткой траве, такой яркой, что привыкшим к серым цветам Чащи глазам становилось больно, взаправду виднелись остатки домов. Заросший козырек крыши. Две палки от забора, лежащие бок о бок, точно пара влюбленных, не пожелавших расставаться и после смерти. Черепки кувшина. Кости...
Они выступали из-под травяного ковра едва заметно; если бы я не вглядывалась, то не обратила бы внимания на отблеск чего-то белого. Но я заметила — и уже не могла отвести глаз от вылизанных временем осколков. Все, что осталось от живых людей.
Густой как мед голос Девы пробился сквозь бешеный стук сердца в ушах. Она говорила нараспев, точно рассказывала сказку, и я невольно поддалась чарам ее звучания.
– То, что ты видишь, дитя — прискорбная память о том, что невозможно жить среди людей и не взять от них ни единой черты. Когда-то, на заре мира, мертвые не уходили от живых. Они бродили промеж тех, кого не могли коснуться, и тосковали — о жизни, которая им больше не принадлежала; о поступках, которые они не успели совершить; о возлюбленных, с которыми оказались разлучены. Их скорбь и ярость была так сильна, что дала им силы причинять вред живым. Люди обратились к богам с мольбой о защите. Ведь мертвые не чувствовали боли или сожаления, им не нужен был отдых — ярость и ненависть поддерживали их, кормили и согревали. Род людской слабел, а беспокойников становилось все больше.
Тогда я собрала своих верных жриц из всех святилищ и дала каждой испить свет утренней зари. Вместе с ним девы обрели умение лечить любые болезни и увечья, даже те, что наносили мертвецы. А еще те из них, кто сумел овладеть своим даром в совершенстве, научились управлять водой. Ведь вода свободно течет между Жизнью и Смертью, из воды когда-то зародился весь наш мир. Тех дев стали называть лаумами.
Супруг мой, Перкунас, зачерпнул огня из Небесной Кузницы, разбил его на сотни искр и одарил этими искрами своих жрецов. Так появились дейвасы — огненный щит живого мира и опора лаум. После Перкунас разделил мир на три царства — Навь, Явь и Правь, и запечатал границы, отделив живых от мертвых, а богов — от людей. Мертвые остались в Нави. Живые поселились в Яви. Домом богов стала Правь. Лаумы и дейвасы тоже остались в Яви, чтобы защищать людей от тех навьих тварей, что укрылись от взора Перкунаса. На века воцарился мир.