Ведьмы, карта, карабин
Шрифт:
— Понял, спасибо, — кивнул я, стаскивая куртку. — Мила? Саня?
— Внизу оба. Платонов заезжал, но ничего не передавал, сказал, что позже позвонит.
С Платоном все понятно, он уже к следующему выезду готовится.
— Еще звонил некто Оноприенко из… — Димка опять сверился с записями. — Патруля. Землемер. Оставил свой номер, просил с ним связаться завтра после десяти утра.
О, это хорошо. Придется ехать в Силикатку, но туда просто обязательно надо съездить. Да, Васильич нужен, Васильич, с СЭС порешать.
— Продажи были?
— «Бешеный
Я посмотрел на часы — ну да, как раз.
— Давай, до завтра. Дядька твой в баре сейчас, если что.
— Не, я пешочком, мне же близко.
Точно, Смирнов где-то в Лукове живет, а Саня квартирку снимает чуть ли не в том самом доме, где раньше Мила жила.
Я спустился в подвал, где и застал Милу с Саней. Ожидал увидеть их в трудах, а вместо этого Мила какой-то пирог резала, а Саня пристально наблюдал за процессом.
— Скаталась в кондитерскую, — объявила Мила без всякого вступления, когда я зашел в мастерскую. — Сладкого захотелось.
Ага, и чай с лимоном ожидается. Вполне даже ужин.
— Замечательно. — Я повесил куртку на вешалку. — Устал. Отвык над бумагами весь день сидеть.
— Нашли что-нибудь? — спросил Саня.
— Вот именно что «что-нибудь», — выдохнул я, заваливаясь в свое кресло. — Что-то нашли, а вот что — хрен его разберет. Там еще работы и работы. Кстати, любимая. — Я потянулся за сумкой и вытащил сложенную карту. — Тебе это ничто не напоминает? — и с этими словами развернул.
Мила посмотрела задумчиво, чуть покусывая нижнюю губу, потом сказала:
— Я ее видела. И видела, как он с ней работал, эти цифры писал.
— А откуда писал?
— Не знаю, — развела она руками. — Я же сама не слишком интересовалась. Из каких-то своих записей, из тетради. Вспомнила!
Из тетради. А все записи и тетради уже того…
— А в тетрадь он что писал? — спросил я без всякой надежды.
— Ни малейшего представления, — отрезала Мила. — Пирог-то будешь?
— Буду, конечно. С чем хоть?
— Орехово-морковный.
— Фига себе, — осталось мне лишь поразиться.
Пирог, кстати, оказался на диво вкусным. Без всяких начинок, лишь плотное вкусное тесто с грецкими орехами вперемешку. Под чай так самое оно. Орехов много. Кстати, почем они оптом идут? Ладно, не наш профиль.
Во вторник проснулся поздно и до обеда без особого фанатизма разбирал поднакопившиеся дела. Во второй половине дня пообщался с Тамарой Павловной, на этот раз настоящей — дородной теткой лет пятидесяти с обесцвеченным ежиком коротких волос, которая приехала из Лудина по каким-то своим делам и попутно заглянула ко мне. С ней просидели над бумагами до позднего вечера, согласовывая цены, сроки и объемы поставок и оговаривая необходимое качество снежных ягод. Очень конструктивно поговорили, у меня как-то даже от сердца отлегло.
В среду день выдался куда более насыщенным — вместе с Клондайком встречались с Ильей Линевым, дело с картой наконец сдвинулось с мертвой точки. Самую малость, но сдвинулось. По-крайней мере, хотелось так думать.
Сам я рассчитывал от основных событий остаться в стороне, но не вышло — нашлось у Линева задание и для меня. Когда вечером заехал Кузьминок и рассказал, что придется делать, я чуть не вспылил и не выставил контрразведчика за дверь, едва сдержался. Ну как сдержался — просто выхода другого не видел. Чисто как в поговорке: попала белка в колесо — пищи, да беги. А ведь хотел спокойно к девятому мая бар подготовить. Ну что за жизнь такая?
Смирнов заявился сразу после открытия, когда Иван еще возился на кухне, а я протирал стойку бара. Предложение по линии контрразведки поработать с непонятными картами заместитель начальника Арсенала воспринял с удивительным энтузиазмом, не пришлось даже особо уговаривать.
— Понимаешь, Слава, рутина заела, просто сил никаких нет, — пожаловался он мне. — А уйти на пенсию и ничего не делать — не могу. Слаб характером, а здоровье уже не то, чтобы ночи напролет пульки расписывать. Да и какая тут пенсия в самом деле…
Вот и сейчас Смирнов прошел в бар в откровенно приподнятом состоянии духа. Он кинул на стойку кожаную папку, забрался на высокий стул и махнул рукой.
— Ну, наливай! Пиво за счет заведения дважды вкусней!
Я наполнил бокал светлым, но передавать его раннему посетителю не стал.
— Петрович, тебе не на службу разве?
— А я отпуск оформил! — рассмеялся заместитель начальника Арсенала, забрал пиво и сделал длинный глоток. — А твои… компаньоны, Слава, мне не указ. Захочу — с запахом приду. Захочу… нет, появиться надо, раз обещал.
— Ничего не напутаешь с пьяных глаз? — поморщился я.
— Там так и так черт ногу сломит, — вздохнул Смирнов. — Три слоя папиросной бумаги и карта, все друг на друга накладывается, еще и почерк как курица лапой. Без записей составителя расшифровать просто нереально. — Он оттолкнул от себя папку. — Вот, это тебе просили передать.
Я убрал папку под прилавок и спросил:
— То есть вообще никаких подвижек нет?
Петрович отпил пива, вытер тыльной стороной ладони губы и наморщил лоб.
— Разбираться надо, — сообщил он после недолгого молчания. — С одним листом точно помочь не смогу — какая-то числовая ахинея, это гимназистов спрашивать надо. Второй лист интересный. Там точки с датами и непонятный код, с ходу не расшифровать, но повозиться можно. На последнем, похоже, самом старом силовые поля по интенсивности размечены с замерами. Смотреть не на что на первый взгляд. Но могу ошибиться, конечно.
— Разберешься?
— Да кто его знает! — пожал плечами Петрович и попросил: — Налей маленькую, и хватит. Сегодня надо еще в библиотеку съездить. Подниму абонемент покойного, книги полистаю, которые он брал.