«Веду бой!» 2012. Вторая Великая Отечественная
Шрифт:
— Это-то зачем? — спросил я.
— Бюрократия, — развел руками Оскар. — Подписывай, все равно никто проверять не будет.
Я расписался, и он, забрав толстую пачку моих бумаг, скрылся в кабинете начальника отдела.
Немцы есть немцы, даже конец света они постараются оформить и провести по правилам документооборота.
Через пять минут из кабинета вышел сияющий Оскар:
— Ну вот, теперь ты не работник какой-то кинофабрики, а сотрудник серьезного государственного учреждения.
— А как мне сейчас обращаться к вам, господин начальник отдела? — спросил я.
— Можно господин начальник, можно штурмбаннфюрер,
Огромные всеволновые радиоприемники находились в отдельном флигеле, занимая большую его часть. Только за пятью из восьми приемников сидели операторы в наушниках.
— Ты знаешь, что нам пришлось срочно менять расположение, поэтому здесь такой бедлам, да и людей, хорошо владеющих русским, очень мало, — сказал Оскар. — Помоги нам.
По выражению его лица я понял, что он что-то мне недоговаривает.
— Каждый оператор работает в строго отведенном для него диапазоне, — продолжил Штайн. — Когда начинается прием, включается магнитофон, и над местом оператора загорается красная лампа, когда идет поиск, горит зеленая лампа. К сожалению, со вчерашнего утра мы не можем поймать ни одной армейской радиостанции, только шум. Гражданские радиостанции тоже изменили сетку вещания и диапазон частот.
— Оператору нужно указывать частоту передачи и, если возможно, название радиостанции, — я прервал его монолог. — Радиостанции могут работать на нескольких частотах одновременно, и тогда будет записано одно и то же сообщение.
— Да, ты прав, — Оскар подозвал дежурного офицера и передал ему мои слова.
Я продолжил:
— В одном диапазоне может быть несколько радиостанций, и один оператор должен просматривать весь эфир.
— Я думал уже об этом, но у меня не было подходящего человека, — ответил он. — Поэтому я поручаю эту работу тебе.
Тут один оператор поднял руку:
— Господин штурмбаннфюрер, послушайте это.
Он включил общую трансляцию, и из динамиков послышался речитатив на немецком языке, сопровождаемый ударами барабана:
Хочу, чтобы вы мне доверяли. Хочу, чтобы вы мне верили. Хочу ловить ваши взгляды. Хочу управлять каждым ударом сердца.Голос, наполненный дикой, первобытной силой, завораживал.
Странный рисунок мелодии гипнотизировал слушателей.
Мы хотим, чтобы вы нам доверяли. Мы хотим, чтобы вы нам всем верили. Мы хотим видеть ваши руки.Первым очнулся Оскар:
— Выключите это!
Никто не отреагировал на его приказ.
Он сам подбежал к рубильнику и отключил радиоприемник. Присутствующие удивленно оглядывали друг друга, пытаясь понять, что с ними произошло.
Я заметил, что один оператор неподвижно сидит, хотя над его приемником горела зеленая лампа. Подойдя к нему и сдернув с головы оператора наушники, я услышал в них незнакомый низкий голос:
Раз, И появляется солнце. Два, ИОскар громко объявил:
— Внимание! Я запрещаю это слушать. Все, кто услышит этого гипнотизера, должны немедленно доложить дежурному оператору и перейти на другую волну.
— Черт побери, они используют против нас даже гипноз, — пожаловался Оскар.
— Нет, это их культура. По-моему, то сообщение про «шестьдесят пять лет назад» — это не обман, я слышал их передачи и их сообщения, это невозможно подделать. Поверь мне, они из будущего.
— А когда нам ждать марсиан на треножниках? — нервно засмеялся он. — Ты слишком много читал на ночь Герберта Уэллса.
Но я не смеялся:
— Хорошо, сейчас я начну работу, а вечером представлю анализ полученных результатов.
Оскар кивнул, соглашаясь со мной.
Недавно включенный приемник уже прогрелся, и шкалы настройки светили мне приятным зеленым светом. Техник показал тумблер включения магнитофона и показал, как переключаются диапазоны. Я поблагодарил его, надел наушники и занялся любимым с детства занятием — стал слушать радио.
Сквозь треск и шипение помех я пробегал диапазон за диапазоном в поисках русской речи. Стоп, а почему только русской? Только что я проскочил волну, на которой звучала английская речь, но какая-то совсем не английская и не американская. Женщина на невозможном английском, но явно родном языке, глотая звуки и безбожно коверкая слова, беседовала с человеком, отвечавшим на довольно неплохом классическом английском.
— Налоговая система позволяет обеспечивать социальные льготы, не достижимые ни для одной страны текущего десятилетия, — доносился из телефонов хрипловатый мужской голос.
— Профессор, скажите, как недавнее событие может повлиять на экономическое развитие России? — спросила женщина.
— Я думаю, будет небольшой спад в доходах основной массы населения, а после капитуляции Германии начнется рост, ограниченный лишь наличием производственных мощностей. Финансовый кризис XXI века заставил законсервировать часть промышленности, но даже сейчас заводы господина Мордашова выпускают стали больше, чем Германия, а «Русал» производит алюминия больше, чем весь мир.
Вот оно, доказательство того, что отрицал Штайн и чего опасался я сам.
Профессор продолжал:
— Режим в Германии довольно непрочен, еще в тридцать восьмом году Карл Гердлер и Эвальд фон Клейст предлагали англичанам свергнуть Гитлера.
Канарис знал об этом, но молчал. Сейчас в группу противников Гитлера входят Эрвин Роммель, Эрих Левински, Артур Небе, Вальтер фон Браухич, Франц Гальдер и Альфред Йодль. Гиммлер тоже знал о готовящемся покушении на Гитлера. Когда взрыв бомбы в сорок четвертом году…