Ведун
Шрифт:
Вечер пошёл своим чередом, и у нас за столом началось оживлённое общение. Сивер разговаривал с Хунди, а мы с волхвом их слушали и откладывали на подкорку головного мозга всё, что говорил ярл, который с виду был простак, но это только с виду. Глаза у него, словно два стальных кинжала. Улыбка на устах будто приклеена. Ну, а правая ладонь всё время находилась на рукояти кинжала, которым он был готов в любой момент воспользоваться. Плюс ко всему он прекрасно говорил на поморянском диалекте славянского языка, по крайней мере, разницу между говором Сивера, Ждана и его я не уловил и речь ярла понимал достаточно легко. Беседа дала мне очередную порцию информации об окружающем мире и натолкнула на одну мысль, которая через год преобразовалась в действие, поэтому я расскажу о ней.
Приветствия быстро подошли к концу, и Сивер представил меня
– Если не секрет, что ты здесь делаешь?
Ярл продолжал улыбаться. Однако, прислушавшись к его эмоциям, я вздрогнул, потому что в душе этого человека бушевала буря из множества самых противоречивых чувств. Там было горе, злоба, обида, негодование и бессилие. В общем, полнейший негатив. Я перестал сканировать вождя северян и сосредоточился исключительно на том, о чём шёл разговор.
– Ты хочешь знать, что я здесь делаю? – понизив голос до полушёпота, переспросил ярл и оглядел своих людей, многие из которых, как мне показалось, смотрели на него со злобой. – Хм! Я жду попутного ветра судьбы и надеюсь, что мои воины не насадят меня на меч.
– А если конкретней?
– Можно. – Фремсинет приложился к кружке. – Сначала не было ничего, кроме мировой бездны Гинунгагап, где очень холодно. Настолько, что на её стенах стал появляться иней, и из него родилось первое живое существо – инеистый великан Имир…
– Не хочешь говорить, – перебил шведа Сивер, – не надо. Я тебя спросил о причинах твоего появления на земле лютичей, а ты мне начинаешь о сотворении мира. Не стоит, а то знаю я тебя, до утра будешь о богах рассказывать да о своих великих предках Инглингов и их подвигах, а к сути мы так и не приблизимся.
– Ладно, ладно. – Ярл слегка махнул правой рукой. – Начну с более близкого периода. Сорок пять лет назад конунг Швеции Инге Первый из династии Стенкелей помешался на вере в Христа, стал строить храмы и насильно крестить людей. Нашим дедам и отцам это не понравилось, и тогда люди собрались на тинг и изгнали Инге из Упсалы в Западный Гетланд, а новым конунгом стал его шурин Свен Язычник. Но Инге помогли, люди с крестами на шее дали ему денег и воинов, после чего он вернулся обратно, убил Свена и его сына Эрика, разгромил Упсалу, вырубил сад богов и сжёг золотой храм. Но победить веру предков он не смог, так как боги наказали весь род Стенкелей. Сначала умер сам Инге, а потом его преемники, племянник Филипп и другой племянник Инге Младший. Обоих конунгов отравили. Они умерли в муках и не оставили потомства, после чего род Стенкелей пресёкся. Потом конунгом стал Магнус Сильный, сын датского короля Нильса и дочери Инге Первого, но дальше Гетланда мы его не пустили, а позже изгнали из своих земель, ибо чужак нам не нужен. Далее избрали нового правителя, Рагнвальда, великого и могучего воина из благородного рода. Однако он оказался неосторожен и посмертно был удостоен прозвища Глупец. Во время эриксгаты конунг не взял заложников из народа гетов, и, когда приехал к ним, они его убили. После этого началась война гетов и свеев, которая не кончается до сих пор. Нам был нужен новый конунг, и им стал самый сильный из вождей, внук Свена Язычника ярл Сверкер Кольссон, который разбил датчан Магнуса Сильного и совершил пару удачных походов в Гетланд. Случилось это десять лет тому назад.
Ярл снова приложился к кружке, жадно выпил напиток, а Сивер поторопил его:
– Это всё известно. Что сейчас у вас происходит?
Хунди смахнул с усов капли медовухи и усмехнулся:
– Вот куда ты всё время торопишься?
Обернувшись на Смела, витязь жестом попросил его принести ещё кувшинчик медовухи. Потом снова посмотрел на шведа и пояснил:
– Я знаю, вам, северянам, интересно длинные истории слушать, и это понятно: зимы суровые, скучно, вот вы и рассказываете одну быль целый месяц, а мне завтра снова в путь.
– Тогда стану излагать ещё более кратко. – Викинг качнул бородой, из свежего кувшинчика налил себе хмельного напитка, который оказался совсем не таким слабеньким, как я предполагал вначале, и продолжил свою речь: – Сверкер хороший вождь, сильный, жёсткий и волевой. Он должен был стать великим конунгом, который объединил бы страну, примирил людей одной крови, но разной веры, и повёл бы наших воинов на север, в Норланд и Норботтен, где живут лапландцы и суомы. Однако с запада приплыли новые посланцы Христа, злые и коварные, одежда белая, а фартуки, которые они называют скапулярии, чёрные, как их души. Кольссон принял этих монахов, пообщался с ними и резко переменился. Он стал преследовать всех, кто стоит за веру дедов и прадедов наших. В Альвастре, Варнхейме и Нюдале конунг построил церкви. Священные рощи выжигаются, а храмы разрушаются. Главными врагами для него стали те, кого люди с крестами называют язычниками, а помимо нас – славяне, венеды и новгородские мореходы, с которыми мы со времён Инге Старого в мире живём и выгодную торговлю ведём. Вы, само собой, язычники, как и мы, а новгородцы какие-то там ортодоксы и еретики. Так что кровь сейчас в наших землях, словно водица льётся. У Сверкера много наёмников и оружия, и нас оттесняют в Меларнскую провинцию, где на озере находится моё родовое владение, остров Мунсе.
Новый глоток ярла. Медовуха течёт по усам и бороде шведа, а воин Триглава задаёт следующий наводящий вопрос:
– И ты прибыл к лютичам за помощью?
– Прибыл, – согласился Хунди, – но не сюда. По поручению сигтунского лагмана Гутторма Тостерена я отправился на Руян и в Коренице посетил князя ранов Тетыслава. От имени моих братьев по вере я просил его о помощи, но получил отказ. Тетыслав сказал, что между нами кровь и мы не друзья, а значит, помощи не будет. Я пытался воззвать к его благоразумию и обещал большую награду. Однако всё было бесполезно, и тогда я решил вернуться обратно на родину и погибнуть в бою. Но только мы вышли в море, как поднялся сильный шторм. Мой «Потомок Видрира» боролся с волнами и ветрами, но бестолку. Нас отнесло к материку и выбросило на берег. Корабль разбит, а все, кто уцелел от моей команды, вот они. – Ярл мотнул головой в сторону столов. – Кто-то просто ждёт, что я найду чудесный способ, как вернуться домой, а некоторые злобствуют и меч точат, чтобы мне голову снести. Так что не сегодня завтра кто-то бросит мне вызов и постарается убить.
– А здесь-то вы как оказались?
– На берегу нас окружили конники Прибыслава, и князь лютичей выдвинул условие: если мы хотим жить, то обязаны ему отслужить. Срок – один год на границе с поморянами. После чего он нас отпускает и выплачивает некоторую сумму денег.
– Да-а-а… – протянул Сивер. – Не повезло вам.
– Могло быть и хуже, а так хоть надежда есть, что когда-нибудь мы вернёмся домой.
– А сами отсюда уйти не пытались?
– Думал над этим, – не стал скрывать Хунди. – Однако кругом незнакомые леса, рядом дружинники местного князя, до берега далеко, а через земли поморян не прорвёшься. Был бы я христианином, то к германцам бы подался, но они нас сразу раскусят и в колодки забьют. Так что выхода нет – надо сдержать данное Прибыславу слово и надеяться, что он сдержит своё.
Фремсинет замолчал. Сивер тоже. Но зато в беседу вступил Ждан:
– Хунди, а из какого ордена белые монахи, о которых ты говорил?
– Не знаю. Мне ведомо только, что они из земель франков, откуда Сверкер получает деньги и воинов.
– Это цистерианцы, – само собой вырвалось у меня. – Последователи Роберта Молемского и Бернарда Клервоского, такую одежду носят только они и тамплиеры.
Швед посмотрел на меня, и я его взгляд выдержал. Он хотел что-то сказать, но за одним из столов вспыхнула перепалка. Воины ярла вскочили, и раздались гортанные выкрики на шведском языке. Мы конечно же обратили на это внимание. И вскоре из толпы к нашему столу выскочил один из викингов. Краснорожий черноволосый молодец, косая сажень в плечах, может, самый крупный среди северян. Он был в ярости, ткнул в своего ярла указательным пальцем и что-то произнёс. В его голосе явно была угроза. И я не ошибся: воин вызвал своего вождя на бой.
В центре зала северяне сразу расчистили пространство. Противник ярла вооружился круглым щитом и секирой и вышел на середину импровизированного поля чести. А Фремсинет решил, что обойдётся одним своим мечом. Он скинул с себя кафтан, показал во всей красе мускулатуру хорошо развитого тела и поиграл мышцами. Ярл посмотрел на нас и, продолжая улыбаться, весело бросил:
– Пойду убью своего бывшего хирдмана, иначе он прикончит меня.
Сивер одобрительно кивнул и пожелал ему удачи, а жрец и я промолчали. Просто встали и отошли в сторону, а то мало ли, если викинги себя раззадорят, то поединок может запросто перерасти в групповой бой, во время которого и нас заденут.