Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае
Шрифт:
В XIX веке в Китае презирали английский – язык посредников, имеющих дело с иностранными купцами. “Эти люди, как правило, мелкие плуты и бездельники из городов, презираемые в собственных деревнях и общинах”, – писал в 1861 году ученый-реформатор Фэн Гуйфэнь. При этом Фэн прекрасно понимал, что дипломатам необходим английский язык, и призывал учредить языковые школы: “В Китае множество талантливых людей; должны найтись те, кто может научиться у варваров и превзойти их”. Мао навязывал своей стране русский язык и репрессировал стольких учителей английского, что к 60-м годам во всем Китае насчитывалось менее тысячи школьных учителей. После того как Дэн открыл Китай миру, началась “лихорадка английского языка”. В 2008 году 80 % опрошенных китайцев
Мне хотелось встретиться с Ли Яном – самым известным в Китае учителем английского и, возможно, единственным на планете преподавателем иностранного языка, который славен тем, что ученики на его занятиях плачут от восторга. Ли был главным преподавателем и главным редактором собственной компании “Крейзи инглиш” (Li Yang Crazy English). Его студенты твердили его биографию как заклинание: родился в семье партийных пропагандистов, чьи представления о дисциплине сделали Ли настолько забитым, что он не решался ответить на телефонный звонок; чуть не вылетел из колледжа, но начал готовиться к экзамену по английскому языку, читая вслух, – и обнаружил, что чем громче он читает, тем увереннее себя чувствует; стал знаменитостью в колледже и построил собственную империю. За двадцать лет преподавания Ли самолично появился перед миллионами китайцев.
Весной 2008 года я встретился с ним, когда он посетил (с фотографом и личным помощником) интенсивный суточный семинар в небольшом колледже на окраине Пекина. Ли вошел в класс и прокричал: Hello, everyone! Студенты зааплодировали. Тридцатиоднолетний Ли был одет в сизую водолазку и угольного цвета полупальто. В черных волосах уже появилась проседь.
Ли оглядел студентов и попросил их встать. Это были пекинские врачи тридцати-сорока лет, отобранные для работы летом на Олимпийских играх. Как и миллионы китайцев, изучающих английский по книгам, врачи едва могли заставить себя говорить на этом языке. Ли прославился благодаря своей методике ESL (“английский как второй язык”), который гонконгская газета назвала English as a Shouted Language (“английский как язык крика”). Крик, утверждал Ли, помогает развить “международную мышцу”. Ли стоял перед студентами, подняв правую руку, как проповедник.
– I! – прогремел он.
– I! – послышалось в ответ.
– Would!
– Would!
– Like!
– Like!
– To!
– То!
– Take!
– Take!
– Your!
– Your!
– Tem! Per! Ture!
– Tem! Per! Ture!
Следом врачи попробовали свои силы поодиночке. Женщина в модных темных очках произнесла: I would like to take your temperature [“Я бы хотела измерить вашу температуру”]. Ли театрально покачал головой. Женщина покраснела и прокричала: I would like to take your temperature! Коренастому мужчине в военном мундире ободрение не понадобилось. За ним крошечная женщина выжала из себя трескучий вопль. Мы шли по классу, и каждый голос звучал увереннее предыдущего. Я подумал о реакции вероятных пациентов, но задать вопрос не успел: Ли направился в соседний класс.
Ли с легкостью преподавал на стадионах для десяти и более тысяч человек.
Существует и другой взгляд на методику Ли. “Еще не ясно, действительно ли он помогает освоить английский”, – сказал мне Боб Адамсон, специалист из Гонконгского института образования. Фирменный крик Ли, по-моему, не дотягивал до вопля, которым вы пытаетесь предупредить кого-либо о стремительно приближающемся грузовике, но был явно громче призыва к столу.
Ли нравились громкие патриотические лозунги вроде “Овладей английским и сделай Китай сильнее”. На своем сайте Ли объяснял:
Америка, Англия, Япония – никто не хочет, чтобы Китай был большим и сильным! Чего они по-настоящему хотят, так это того, чтобы китайская молодежь носила длинные патлы, странную одежду, пила газировку, слушала западную музыку, не имела боевого духа и стремилась к удовольствиям и комфорту! Чем сильнее деградирует китайская молодежь, тем они счастливее!
Ван Шуо, один из крупнейших современных китайских романистов, отнесся к националистической риторике Ли с отвращением:
Я уже видел подобное. Это старое колдовство: собери большую толпу, заведи ее, вызови у людей ощущение силы, убеди их, что они могут свернуть горы и осушить моря… Я думаю, Ли Ян любит нашу страну. Но если продолжать в том же духе, боюсь, патриотизм обернется какой-нибудь дрянью вроде расизма.
Общаясь со студентами Ли, я обнаружил, что они считают его не столько преподавателем, сколько живым свидетельством самосовершенствования. Ли выступал в Запретном городе и на Великой стене. Его имя появилось на обложках более сотни книг, видео- и аудиодисков, компьютерных программ. Большая часть продуктов Ли выпускались с его портретом: очки без оправы, победная улыбка – типичный китаец-горожанин XXI века. Ли был высокомерен. Он сравнил себя с Опрой Уинфри и заявил, что продал “миллиард” своих книг. (Можно было и не приукрашивать действительность: один из издателей подтвердил, что книги Ли продаются миллионными тиражами.) Обозреватель официальной “Чайна дейли” назвал Ли “демагогом”. “Саут Чайна морнинг пост” задавалась вопросом, не превращается ли “Крейзи инглиш” в “одну из тех сект, лидеры которых требуют почитать себя как богов”. (“Секта” – опасное слово. “Фалуньгун” получил этот ярлык в 1999 году, и его сторонников преследуют до сих пор.)
Когда я спросил Ли об обвинениях в “сектантстве”, он сказал: “Я был взбешен, услышав это”. Он заявил, что поклонение его не интересует: “Секрет успеха – заставлять их платить снова, снова и снова”.
Космология Ли увязывала способность говорить по-английски с личным влиянием, а личное влияние – с могуществом нации. Это порождало сильное, иногда отчаянное, обожание. Ученик по имени Фэн Тао рассказал мне, что однажды у него хватило денег на лекцию Ли, но не хватило на поезд: “И тогда я пошел и сдал кровь”. Находиться в такой толпе может быть небезопасно. Ким, американская жена Ли, рассказала мне: “Бывало, я просила какого-нибудь крепкого мужчину вытащить дочь из толпы. Люди толкались так, что становилось страшно”.
Ким воспринимала меня как островок нормальности среди бурного океана “Крейзи инглиш”. “Я просто мама, которая случайно угодила в это безумие”, – сказала она со смехом. Ким преподавала во Флориде английский и встретилась с Ли в 1999 году во время своей поездки в Китай с группой Учительского союза Майами. Они поженились спустя четыре года, и Ким начала выступать вместе с Ли. Ее сдержанное остроумие и стопроцентно американский внешний вид прекрасно дополнили стиль мужа. Сначала Ким озадачивало фиглярство Ли и его националистические эскапады, но умение этого человека находить общий язык с учениками в конце концов покорили ее: “Ли искренне увлечен. Разве мне, учителю, может такое не понравиться?”