Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае
Шрифт:
Сюй У, профессор Аризонского университета, изучал сетевой национализм. “До сегодняшнего дня китайское правительство могло его сдерживать. Но теперь это похоже на ‘виртуальную площадь Тяньаньмэнь. Им не нужно туда идти. Они делают то же самое онлайн, что иногда даже разрушительнее”.
Тан Цзе показал на толпу: “Каждый думает, что это – его Олимпиада”. Повсюду продавались футболки, банданы и флаги. Тан предложил подождать, пока пронесут факел: тогда цены снизят вдвое. У него с собой был маленький пакет. Тан выудил оттуда ярко-красный шарф вроде тех, которые носят пионеры, повязал его и ухмыльнулся. Тан предложил такой же проходящему мимо подростку. Тот вежливо отказался.
Стоял туман, но людей переполняла радость. Оставались считанные минуты
Энтузиазм толпы поднял Тану настроение: “Я ощущаю всем сердцем настроение китайской молодежи. Мы чувствуем уверенность”.
Милиция блокировала дорогу. Люди ринулись к оцеплению, стараясь увидеть хоть что-то. Тан Цзе отошел. Он был терпелив.
Глава 10
Чудеса и волшебные двигатели
В 1980 году Теодор Шульц из Чикагского университета, недавно получивший Нобелевскую премию по экономике, приехал в Пекин. Бывший солдат, которого теперь звали Линь И фу, учился тогда в Пекинском университете. Линю предложили переводить речь Шульца: на Тайване он выучил английский. Шульц был очень впечатлен: он вернулся в Чикаго и помог Линю поступить в американскую аспирантуру. Линь снова оказался первым – в этот раз первым со времен Культурной революции китайцем, получившим в США ученую степень по экономике. И, будто этого было мало, он решил поехать в Чикаго – оплот идеи свободного рынка. В 1982 году Линь отправился в США, и это позволило ему воссоединиться с семьей. Со времени бегства капитана супруги тайно поддерживали связь. Его жена Чэнь Юньин однажды послала ему стихотворение, в котором была строка: “Я понимаю тебя. Я понимаю, что ты сделал”. Когда Линь приехал в Америку, Чэнь с двумя их детьми отправилась туда же: она училась в аспирантуре Университета им. Джорджа Вашингтона.
В Чикаго Линь стал изучать преображение Китая. Эта тема захватила его на десятилетия, и выводы, к которым он пришел, были противоречивы. В 1987 году, после защиты диссертации, Линь с женой вернулся в Пекин. Там он столкнулся с деликатной проблемой: как объяснить социалистам идеи Мильтона Фридмана?
“Я ходил на все встречи и молчал”, – рассказал он мне. В конце концов он нашел слова: “Все были удивлены, потому что я говорил на языке, который они понимали”. Например, в конце 90-х годов, когда китайские склады оказались заполнены непроданными телевизорами, холодильниками и так далее, многие экономисты винили низкие заработки населения, но Линь не согласился: “Отсутствует инфраструктура для потребления таких товаров”. Линь стал одним из главных сторонников электрификации сельской местности, развития сети водоснабжения и строительства дорог (в планах компартии этот план значился как “Новая социалистическая деревня”).
Окончание холодной войны и события на площади Тяньаньмэнь потрясли китайский истеблишмент. Чжао Цзыяна, реформистски настроенного соратника Дэн Сяопина, обвинили в том, что он сразу же не подавил демонстрации. Исследовательские центры, которые он открыл, были расформированы, а некоторые экономисты отправились в тюрьму за сочувствие протестующим. Чжао поместили под домашний арест. Он прожил еще пятнадцать лет, загоняя шары для гольфа в сетку в своем саду и втайне записывая на диктофон мемуары. Правительство стерло его из официальной истории национального успеха.
Через два года после событий на Тяньаньмэнь экономический рост снизился сильнее, чем за все время с 1976 года. Дэн увидел, что успех ускользает из рук, и вернул экономистов. Реформы продолжились,
В 1994 году в небольшом офисе, арендованном у географического факультета Пекинского университета, Линь и четыре других экономиста организовали Китайский центр экономических исследований, чтобы привлечь китайских ученых с западным образованием. Линь работал как проклятый, часто задерживаясь в офисе до часа или двух ночи и наутро возвращаясь туда к восьми. Среди коллег он получил репутацию человека предельно увлеченного. Линь написал восемнадцать книг и десятки статей и говорил студентам: “Я стремлюсь умереть за своим столом”. По мере того как исследовательский центр разрастался, Линь приобретал авторитет. Он стал правительственным советником по пятилетним планам и другим проектам. Он не был (и никогда не стал бы) вхож во внутренний круг принимающих решения, но его пост уже был достижением для иммигранта, когда-то подозреваемого в шпионаже.
С годами Линь все подозрительнее относился к “шоковой терапии”, предложенной бывшему Советскому Союзу западными советниками, и укреплялся в мысли, что ключ к процветанию Китая лежит в сочетании рыночной экономики с сильным государством. Спустя десять лет после распада СССР большая часть стран Восточной Европы, перешедших к рыночной экономике, столкнулась с безработицей, стагнацией и политическими неурядицами, и “Вашингтонский консенсус” распался. Тогда же, в 90-х годах, начался подъем “гибридной” китайской экономики. В некоторых ее сферах царил дикий капитализм, в некоторых – жесткий правительственный контроль. Установка на рост была непоколебима. Если партия сталкивалась с выбором между ростом и окружающей средой, побеждал рост; между общественной безопасностью и ростом – также побеждал рост. Медицинское страхование и пенсионные фонды испарялись. Загрязнение губило землю. Застройщики сносили крупные районы. Общественное недовольство росло, но партия сдерживала его силой, а также за счет роста благосостояния.
Улучшения были очевидны: в 1949 году средняя продолжительность жизни составляла 36 лет, а грамотой владело лишь 20 % населения. К 2012 году средняя продолжительность жизни достигла 75 лет, а грамотными были уже 90 % китайцев. Джеффри Сакс, экономист из Колумбийского университета, писал: “Китай – это, наверное, единственная из пораженных нищетой стран в XX веке, выбравшаяся из нищеты в XXI-м”. Когда Китай разрабатывал план борьбы с последствиями мирового финансового кризиса 2008 года, уже было построено столько аэропортов и шоссе, что планировщики не сразу смогли решить, что еще можно сделать.
Линь размышлял о роли политических реформ в экономике, и его позиция не снискала ему любовь требующих демократизации китайских либералов. Он издал книгу “Китайское чудо” в соавторстве с Фан Цаем и Чжоу Ли. Речь в ней шла о хаосе, вызванном коллапсом Советского Союза: “Чем радикальнее реформа, тем разрушительнее окажутся общественные конфликты и сопротивление реформе”. Линь одобрил китайский “градуалистский подход”. На лекции в Кембридже осенью 2007 года он указал на “провал реформ по рецепту ‘Вашингтонского консенсуса’”. Линь шутил, что методы “шоковой терапии”, предложенные МВФ, оказались скорее “шоком без терапии” и не могли не привести к “экономическому хаосу”. Он напоминал: сторонники “Вашингтонского консенсуса” обещали, что китайский подход к реформам будет “худшей стратегией”, которая неизбежно вызовет экономический коллапс. Линь стал самым убежденным проповедником собственного пути Китая к счастью.