Век испытаний
Шрифт:
– Прошу вас, Полина, если будет получено благословение вашей матушки, станьте моей женой. – Павел стал перед ней на одно колено, протянул букет (и что же, что маленький) и опустил голову в смиренном ожидании.
Именно так он репетировал, именно так он представлял себе эту сцену, после такого отказ невозможен.
Близнецы с восторгом приняли происходящее, запрыгали на месте, хлопая в ладоши: «Тили-тили тесто, жених и невеста!» Их радостный визг вывел мать из ступора.
– Я не знаю… Без отца –
Полина долго не думала:
– Люблю, люблю очень! – и кинулась Пашке на шею, схватив цветы из его руки.
Анна смотрела на них, счастливых и беззаботных, и понимала, что не откажет. В конце концов – это ли не мечта каждой юной девушки? Сама она выскочила замуж вообще без благословения отца – Тимофей схлестнулся с ним после отказа так, что шансов на их дальнейшее сближение не было. И ничего – увёз её в Харьков, построил хату, зажили как все. Любились, миловались, детей родили.
– Раз так, то моё слово такое будет…
Молодые вспомнили, что дело ещё не закончено – слово матери неизвестно, и тут же встали, словно школяры, перед ней, держась за руки.
Близнецы орали всё громче, нагнетая торжественность момента: «Тили-тили тесто, жених и невеста!»
Мать цыкнула на них, те выключились как по команде.
– Я так скажу…
«Хоть бы согласилась, хоть бы согласилась», – Полина про себя повторяла одно и то же.
«Прошу, пожалуйста…» – сверлил её глазами Павел.
– Если любовь ваша настоящая, то всё у вас получится. Если вы оба сейчас были честными и будете честными и дальше, то я только порадуюсь за вас. Благословляю вас…
Поля подскочила от радости и повисла на своём женихе, а тот развёл руки в стороны, чтобы не потерять равновесие. Или стеснялся её обнять при матери.
«Ура!!!» – близнецы включились так же синхронно, как и перед этим замолкли. И с этим победным криком они умчались в другую комнату.
– Вот уж не ожидала… Только отошла от кройки, а тут такое… – теперь Анна позволила себе отставить в сторону официальный тон.
– Мама, он же меня тоже не предупредил! Вот он весь такой – неожиданный!
– Что же мы в самом-то деле – праздник ведь, а мы так не по-людски, – сказала Анна. – Да и без отца – это неправильно.
– Папа не будет против, я уверена! – Полина не сомневалась в том, что отец порадуется за неё так же, как только что это сделала мама.
– Значит так, молодые. Всё должно быть по-человечески. Свербит у вас, я понимаю, но без отца – никак. Приходи в воскресенье, Павел. Обсудим, поговорим. Тимофей будет иметь очень много вопросов к тебе, так что советую подготовиться, да и с интересом послушаю, как вы жить собираетесь.
Поля поцеловала Пашку в щёку и напутственно ему сказала: «Это всего лишь послезавтра».
И вот отец вечером узнал о визите Полькиного ухажёра, о предложении, обо всём.
Теперь Полина плакала, мать плакала, близнецы плакали, и сам Тимофей, не ожидавший от себя такого взрыва злости, тоже выл.
– Не отдам! – инвалид никак не мог угомониться. – Ты мать бросаешь, сестёр, брата, ради кого? Ради первого попавшегося? Это что за любовь такая? За полгода решила всё для себя? Да он сам молодой селезень! Обрюхатит, и будешь дома сидеть, пелёнки варить, а он в это время по углам тискать девок других будет!
– Не говори так, папа! Ты не знаешь, ты его не видел!
– Я жизнь видел, я таких на расстоянии чую!
– Не имеешь права! Не имеешь! Ты безжалостный и злой! Как ты можешь так думать?
– Стрекоза! Ты будешь отца учить? Тебе ещё матери помогать нужно! Какая ты жена, какая? У тебя гроша за душой нет, всё приданое – три подушки и постельное!
– Он меня не за приданое любит, а за то, что я есть!
– И сам он – голытьба салтовская! И семья у них нищая! Где вы жить будете? Харчеваться где собираетесь?
Тимофей не прекращал кричать свои злые речи, несмотря на то, что дочь уже была вся в слезах. Анна помогла ему, подставив стул, и Тимофей вновь почувствовал себя главой семьи.
– Чем он промышляет? У него есть профессия?
Полина, всхлипывая, сказала:
– Он это, как его… при товарище Артёме состоит. Ординарец.
– Это что, лакей, значит? Ты не могла себе лакея постарше найти, у того хоть бы за душой пара червонцев накопилась!
– Он не лакей! Он ординарец! Он поручения выполняет!
– Лакей и есть! Так у лакея есть хозяин, есть дом, есть кров и жалованье! Что у твоего проходимца есть?
Полина уже рыдала в полный голос, и тем более ей было обидно, что мать молчала, сидя рядом. У самой Анны душа рвалась на части между желанием отпустить дочь за счастьем (ей показалось, что было в Пашке нечто, достойное Полины) и правотой мужа.
– У вас с мамой много было, когда ты её привёз в Харьков? Много?
– Не твоё дело! – Этот пример ещё больше разжёг ярость старшего Кирсанова.
– Не кричи, близнецы там ревут в кровати уже… – Анна нечасто спорила с мужем, когда тот был на взводе, но тут она не выдержала и поддержала дочку:
– Ты ведь таким же сопляком был, когда я тебя полюбила. Юным и самоуверенным, за это и полюбила. Вот теперь история повторяется.
– Не повторяется! Тогда мир был, смуты не было, большевиков не было, тогда я знал, что прокормлю и тебя, и детей! Тогда власть была! А сейчас?! Сейчас что? Не успеют пожить, так его на фронт приберут, и моргнуть не успеет, как приберут! Ты будешь внуков на себе тащить? Или я со своей культей? У нас вон своих ещё трое есть!