Век испытаний
Шрифт:
– Полечка, я так и думала, что это причина твоих терзаний, и вот какая мысль пришла мне в голову. Давай-ка я похлопочу. Наденькин крёстный – большой человек – Авель Сафронович. Он руководил комиссией, которая расследовала аварию. Он должен знать, он может помочь, Надежде Сергеевне он не откажет.
– Что я должна сделать? – В свете пламени свечи слёзы в глазах Поли показались Лизе громадными.
– Ты ничего не можешь сделать. Давай сначала попытаемся разобраться. Потом посмотрим.
Остаток ночи они провели за душевными воспоминаниями о том, как всё было хорошо, когда их любимые мужья были
Ретроспектива
– Прахади, дарагой!
Голос с кавказским акцентом принадлежал хозяину кабинета – народному комиссару по делам национальностей товарищу И.В. Сталину. Фёдор Сергеев приехал на Трубниковский переулок, 19, в здание Наркомнаца, после звонка своего партийного и боевого товарища:
– Есть разговор, Фёдор. Домой не приглашаю, Надежда совсем разболелась, но видеть тебя хочу обязательно.
– К девяти буду, Коба.
Иосиф имел обыкновение вести беседы с близкими товарищами в квартире и, как правило, ночью, после рабочего дня. Жил он в том же доме с женой Надеждой, а соседнюю квартиру занимала её семья, что отчасти компенсировало постоянное отсутствие мужа. В этот раз Иосиф пригласил Артёма в кабинет, значит – разговор будет исключительно деловой, хотя вся история их дружбы была основана на общности интересов, целей, взглядов и редко когда разговор заходил об ином. Только с весны, когда с разницей в девятнадцать дней у них родились сыновья, изредка могли обменяться улыбками при упоминании наследников.
– Проходи, проходи, товарищ Артём! – Иосиф сделал акцент на слове «товарищ» и встал из-за стола, чтобы приветствовать друга.
– Гамарджоба, генацвале! – Артём уже давно умел здороваться по-грузински.
Как обычно, крепкое рукопожатие и трубка в левой руке. Два кресла возле рабочего стола, обитого зелёной тканью, и такая же зелёная лампа, оставлявшая на столе пятно жёлтого, тёплого света. На стене карта, где расчерчены какие-то области и указаны зоны ответственности национальных представительств. Окна зашторены тяжёлыми портьерами наглухо. В воздухе аромат табака.
Собеседники сели в кресла, и Сталин приложился трубке, выпустив густую струю дыма.
– Я попросил тебя приехать, чтобы посоветоваться по одному очень важному вопросу.
– Важные дела не имеем привычки откладывать на завтра, говори, Иосиф.
– Мы с тобой пыли на фронтах поглотали, потому считаю, что могу поделиться с тобой сокровенным. – Сталин говорил не спеша, подбирая слова. – Ты, товарищ Артём, видишь, что происходит? Нас бросает то в жар, то в холод. Товарищи ведут дискуссии и ищут пути решения самых насущных, самых жизненно важных вопросов. Партия сильна чем? Партия сильна коллегиальностью принятия решений. Я прав?
– Не следует подменять дискуссию демагогией, Коба, там очень тонкая грань, и за ней – бездействие и преступное разбазаривание времени, но в целом ты, конечно, прав, да.
– Я продолжу тогда…
Сталин встал и подошёл к своему столу, где начал извлекать в пепельницу прогоревший табак.
– Некоторые выскочки, которые нам с тобой, товарищу Ворошилову рассказывали в Гражданскую о том, как правильно управлять армиями, сами при этом не брезговали брать в советчики контрреволюционных элементов в качестве военспецов. Теперь эти некоторые продолжают почивать на лаврах вождя победоносной Красной Армии, предпочитают авторитарный, силовой способ управления на всех, порученных партией фронтах.
– Я понимаю о ком ты, Иосиф.
– Конечно, председатель рЭввоенсовЭта – фигура влиятельная и в определённых кругах популярная, но разве нужен нам сейчас, когда первоочередной задачей является необходимость поднимать экономику, такой взбалмошный и истеричный Бонапартик?
– Старик [7] , конечно, не прост в общении, да и стиль руководства у него, прямо скажем, особенный. Ты хочешь знать моё мнение? Я не считаю трудовые армии прорывом в организации народного хозяйства. Нельзя переносить организационный опыт военного времени на мирное. С каких пор принудительный труд стал продуктивным? Огромные массы красноармейцев возвращаются домой и вместо того, чтобы заниматься хозяйством, кормить страну, что они делают? Примыкают к восставшему элементу, к куркулям, недовольным продналогом. Это те люди, которые умеют управляться с оружием и пока, я подчеркиваю, Коба, пока на нашей стороне. То есть у них выбор – или в трудармию, или домой, в голодные края. Что делает Троцкий? Организовывает новые трудармии, несмотря на несомненный провал этой инициативы. Мне не всегда понятна логика его действий, Коба. Продналог нужно убирать, а не прижимать крестьянство.
7
«Старик» – один из псевдонимов Льва Троцкого.
– А тебе не кажется, мой дорогой друг, что Троцкий умышленно загоняет ситуацию в угол?
– Что ты имеешь в виду, Иосиф?
– Я имею в виду, что Лев Давидович создаёт проблему, чтобы её потом решить. Откуда ему сегодня брать лавры? Он без них не может! Откуда ему брать людей на митингах? Он и без них не может! Он вообще не может без митингов! – Тон Сталина повысился, и он даже стал жестикулировать. – Человек, обладающий фактически второй должностью в Республике, озабочен своим будущим? Как ты думаешь, друг?
– Он тщеславный и эмоциональный, на грани истеричности, но это ширма, мне кажется. Посмотри, Иосиф, он всегда в итоге оказывается на коне. Лев никогда не будет действовать, исходя исключительно из реалий сегодняшнего дня, там в голове – всегда завтра. Я только для себя не могу увязать твою логическую цепочку. Ты, что, считаешь, что он на место Ленина метит? Да не смеши меня, друг! Ни один съезд, ни один пленум не поддержит его в этом начинании. Насколько я знаю, Зиновьев тоже не одобряет его бурные порывы и экспромты.
– Быть вождём в России еврей не сможет никогда. Это я тебе как народный комиссар по делам национальностей говорю. Несмотря ни на какие способности не сможет. – Коба открыл верхний ящик стола, достал оттуда ещё одну трубку и стал её набивать. – И Троцкий это прекрасно знает. Для их племени есть потолок. Они могут крутиться вокруг царя, вокруг Керенского, вокруг Ленина, но никогда не смогут их заменить.
Трубка получила свою порцию табака, и Сталин, чиркнув спичкой, стал её раскуривать.