Век испытаний
Шрифт:
– Да, Павел. Кстати, я пожаловаться тебе хотела. Крёстный повёл себя совсем не как мужчина.
– Авель?
– Вот эта Полина обратилась к нему за помощью, а он так по-хамски себя повёл… Заманил к себе, домогаться стал. Она прибежала вся в слезах, шляпку Лизы у него оставила, впопыхах забыла, так бежала. То, что рассказала, – так это просто недопустимо! Стал руки распускать, требовать интима.
Коба даже не стал отвлекаться от ужина:
– Послушай, Надежда! Авель не из тех людей, которые вот так будут себя вести. Значит, повод дала, значит, он подумал, что она не против. Девушки с приличными намерениями в такое время в дом к одинокому грузину не приходят!
– Так ты знаешь?
– Не
– Но я же не сказала, что именно домой…
– Сомневаться в порядочности Авеля Енукидзе не приходится! Она сама виновата, и мы это больше не обсуждаем! Шляпку вашу он вернёт.
Последнее было сказано тоном, не терпящим возражений, и Надя поняла, что субботний вечер – один из немногих вместе, безнадёжно испорчен.
Рывок
Ключ провернул обильно смазанный замок камеры почти неслышно, и в створе двери показались фигуры вертухая и ещё двух дежурных.
– Черепанов, Щепнин, на выход с вещами!
– Ух ты, какой резвый! Жди пока соберу, у меня пожитков как у куркуля, а сидор-то [8] маловат!
Севан стал не спеша собирать пожитки:
– А я новую хату, кстати, не заказывал! Куда это ты собрался нас вести?
Павел уже сложил свой мешок – там был свитер, носки и две рубахи – и напряжённо вслушивался в диалог Севана и конвоира. До выхода на волю ему оставалось немногим более двух месяцев. Уже всё плохое, что могло, случилось, и уже не должны бы его трогать, обычно сидельцы в его положении спокойно досиживают свой срок – и всё, привет, я никому ничего не должен!
8
Сидор – мешок.
– По этапу пойдёте.
– Какой этап, начальник? – Севан от злости выпучил глаза и бросил в конвоира свой мешок. Тот ударил его по коленям, и оттуда с грохотом выкатилась миска.
– Ну, теперь не обижайся! – Конвоир кивнул двум стоявшим позади него красноармейцам, которые выволокли Севана в коридор.
– А мы там, что, тоже очкуем? – этот окрик был в сторону Черепанова. – На выход, я сказал! Лицом к стене!
Пока Павел подпирал в тюремном коридоре лбом стену, позади него раздавались гулкие удары. Это конвойная смена воспитывала Севана, но Пашка судорожно перебирал варианты: какой этап, куда, зачем и как его теперь найдёт Полина? И будет ли вообще искать?
– Встать, скотина! – Севан, принявший в воспитательных целях порцию побоев, поднял свой мешок и встал на ноги.
В тюремном дворе собралось с десяток таких же потенциальных путешественников, некоторые из них имели довольно помятый после допросов вид. Апрельский воздух был настолько свежим и тёплым, что у Пашки от него закружилась голова. Это был запах распускающейся зелени, города и весны.
– По одному, в карету, ваши высочества! – Конвоиры заржали и стали прикладами подгонять последних.
Когда конка набилась заключёнными, дверь закрылась и стало темно, только небольшая ленточка света проникала внутрь через маленькое зарешеченное окошко под потолком. Севан и Пашка оказались рядом.
– Череп, я не догоняю… Ты чё-нибудь понимаешь? – просипел Щепнин почти на ухо Пашке.
– Не… Не понимаю. Не должно быть такого.
– Чё делать будем? Мне вышак-то светит. Пугают уж полгода, что впаяют, если не расколюсь. Хорошо, если спровадить [9] хотят.
9
Спровадить – выслать этапом в ссылку.
– Так ты ж своё тянешь, не чужое. Чё тебе бояться?
– Так а я ж не скамьёвщик [10] какой… Медведя [11] взять на лапу – это талант нужон! А они ж ищут таланты, мне вон чужой подвиг навешивают.
– Ну так если навешивают, так уж точно не на расстрел везут. И что бы они с тобой цацкались? Там бы в подвале и клацнули из револьвера, даже гильзы подбирать не надо – только тёплый трупик.
– Типун тебе! Хорошо если из одного мешка [12] в другой тянут, а если гнилое задумали? Не… пора менять судьбу [13] …
10
Скамьёвщик – конокрад.
11
Медведь – сейф.
12
Мешок – тюрьма.
13
Менять судьбу – бежать из заключения.
Севану особо терять нечего, подумал Павел. О том, что его огэпэушники «колят» ещё на один сейф, Севан как-то хвалился. Это было не очень по-воровски, но тогда Павел отнёс эту браваду на хитрость характера медвежатника. Скорее всего, поразмыслил Пашка, это говорится для того, чтобы наседка [14] услышала. А вот куда его самого этапируют – и зачем?
Конвой прибыл на вокзал – это было понятно по звукам паровозных гудков и шипению пара.
– О-па, о-па, далёкая дорога… – шёпотом запел Севан, вслушиваясь в звуки железной дороги.
14
Наседка – подсадной агент, стукач.
Засов снаружи грюкнул, и дверь открылась, ослепив арестантов светом вокзального прожектора.
– Вытрухайся по одному!
Арестантов выстроили в ряд вдоль вагона и под лай собак старший конвоя начал перекличку.
– Бадоян! Ванинский! Дятлов! Иволга! Ох и фамилия у тебя… Мартынов! Песх! Да что за набор у нас сегодня… Перетятько! Сытник! Скоморохов! Черепанов! Щепнин! Яблоневич…
Севан пнул Пашку ногой и прошипел:
– Сидор роняй!
– Зачем? – Не успел Пашка сообразить, что от него хочет медвежатник, как тот схватил его за шинель и потянул в падении вниз. Они закатились под вагон, и Севан, перекатываясь через Пашку, вытянул его на другую сторону пути.
– Стоять! Стой, стрелять буду! – орал начальник караула с той стороны вагона, вглядываясь сквозь колёсные пары в темноту.
– Бросай! Бросай сидора! Не уйдём! – уже орал Севан во весь голос, а с той стороны на этот звук начали палить.
Севан толкал впереди себя Пашку, отчаянно крича:
– Давай, давай!
Первые несколько метров Пашка проделал быстро, инстинктивно спасаясь от прицельного огня, но потом остановился и заорал в ответ:
– Иди сам! Я не собирался! – И тут же ногу ошпарило так, словно шило прошло насквозь. Боли почти не было. Был удар выше колена, и нога уже не слушалась мозга. Пашка упал, прикрыв лицо рукой на случай, если конвоиры спустят собак. Ещё три выстрела, и позади себя он услышал громкий возглас: