Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Мне очень некогда. — процедил господин, энергично потирая красные ручищи.
— Милости просим…
— Можно вас на минутку?
— Присоединяйтесь!
— На минутку! — повторил Илья Григорьевич веско, выпучив глаза; и они с Самсоном удалились, оставив нас в тревожном каком-то молчании, которое неожиданно прервала убогая:
— С сестрой и Ванечкой случилась беда.
Присутствующие (и я в том числе) всполошились восклицаньями:
— Что? Что случилось? О чем
И разом умолкли при явлении бледного Самсона с остановившимся взглядом.
— Катастрофа! — одно слово произнес он и рухнул на белый стульчик, внятно хрястнув костями. Танюша вскрикнула пронзительно:
— Что с Ванечкой?
— При чем тут Ванечка! — отмахнулся отец. — Банк на грани разорения.
— Какой банк? — сразу заинтересовался бомж.
— Да вы-то! — вскипел Самсон. — Вы-то куда лезете?.. Пардон. «Фараон». Его, его… — ткнул пальцем в воздух. — Слыхали, какая сейчас ситуация на бирже?
— Тебе-то что за дело? — удивился я.
— Он — спонсор, продюсер… то есть собирался. Словом, «Египетские ночи» скончались в зародыше.
Бомж спросил:
— А сколько надо?
Самсон с размаху выпил коньяку и обрел нормальный свой иронический тон:
— Если вы с Танюшей насобираете милостыни…
— Сколько надо?
— Если у вас есть полтора миллиона долларов, то на первых порах мне хватит.
Бомж тоже выпил и сказал жестко:
— Доллары найдутся. Но я не уверен, богоугодное ли это предприятие.
— Танюша, мы тебе всегда рады, но сумасшедших я не выношу, сам нервный.
— Верь ему, у него все есть, — отозвалась она с отсутствующим видом.
Киноактеры наблюдали за трагикомической этой сценой с веселым любопытством; Самсон стиснул руками голову.
— Кто вы?
— Я все сделаю, как скажет Танюша, — произнес бомж — или не бомж? — таинственно. — Доллары найдутся, но вот она говорит, что с вашими близкими беда.
Сценарист откинулся на спинку стула, выставив «клыки».
— Безумно болит голова… А! Наверное, Вика слышала о крахе «Фараона» и ищет нового спонсора.
— А Ванечка?
Самсон страдальчески потер лысину.
— Схожу-ка я к Илье Григорьевичу, расспрошу его дочку и заодно обзвоню всех.
После его ухода мы молча, не сговариваясь, выпили; Татьяна (она вообще не пила) сползла со своего стула и легла на траву, скорчившись как младенец в материнской утробе. «Звезды» рассматривали ее с недоумением… невозможно представить большего контраста: секс-бомба Рита (вот бы кому играть Клеопатру!) — и убогая.
Борис констатировал:
— Позвоночник поврежден. Где болит?
После паузы Танюша отозвалась:
— Левая нога, в трех местах. Здесь, здесь и здесь.
— Симптомы грыжи. Нужен мануальный массаж.
— Я ее уговариваю, — пожаловался Никита Савельевич, — а она — само пройдет!
— Само не пройдет, я в этом разбираюсь.
— Взгляните! — взмолился богатый бомж. — Прощупайте!
Мужчины занялись больной, Рита заговорила вполголоса:
— Между нами, я рассчитывала на пробу.
— На роль Клеопатры?
— Ну. Меня мой жених обнадежил.
— Вольнов — ваш жених?
Она лучезарно улыбнулась, счастливая, самоупоенная… Сегодня ночью Рита Райт удостоилась банкирского приза за лучшую женскую роль (в «Страстотерпцах» — «кино, мягко выражаясь, не для всех»), а ее Бориса обделили: нашелся более бойкий.
— Поздравляю! С Вольновым обошлись несправедливо.
— Ужасно! Он, несмотря на весь свой ум, так обиделся, что напился, хотя вообще не пьет.
У этого плейбоя ум! Вот уж влюбленность застит глаза.
— Впрочем, актеры — вечные дети, — не удержалась красотка от банальности и перешла к делу: — А вы хорошо знаете Любавских?
— Лет двадцать.
— Замолвите за меня словечко?
— Как я могу устоять? — сказал я совершенно искренне; она улыбнулась уже по-другому, с чувственным привкусом, и приложила руку к сердцу — не банальный жест, а словно загадочный знак…
3
Вернулся Самсон с известием: своих нигде не нашел. Что делать — ехать в Москву разыскивать или ждать? Уже девятый час. Порешили — подождать.
Я спросил:
— Ты поговорил с дочкой банкира?
— Безрезультатно. Со среды она Ваню не видела.
— Во сколько он уехал в Москву?
— Пошел на электричку в 22.05. Мать настояла, чтоб он помылся наконец в ванне.
— Он дружит с этой дочкой?
— У них, видите ли, роман! — с раздражением бросил отец.
У Ванюши роман? Я удивился. А впрочем… ему ведь уже шестнадцать, самое время.
— Он ко мне не заехал, — подала голос больная с лужайки.
— Куда? — Самсон дернулся на стуле, чуть не упав. — Куда это «к тебе»?
— В ночлежку.
— Ванька ездит… — Отец был потрясен. — И нам… то есть мне ни слова!
Никита Савельевич вмешался смиренно:
— Ванечка — славный мальчик, очень талантливый. — Глаза старика покраснели, словно увлажнились от слез. — Правда, Танюша? Сам рассказал про «травку» и дал слово больше не курить.
— И вы ночуете в ночлежке?
— Как правило. Но прошлую ночь дома провел, ждал делового звонка. А Танюше с сердцем плохо было… вот горе-то. Он ведь в субботу обещался заехать, да.