Век Наполеона. Реконструкция эпохи
Шрифт:
(Ракетными войсками пытались обзавестись все воюющие государства Европы. Методика была такая же, как полтора века спустя при «разработке» ядерной программы – одни изобретают, а все остальные пытаются у них украсть или скопировать. В результате ракетчики появились в армиях Австрии, Германии, Голландии, а русские в 1834 году даже построили первую ракетную подводную лодку! Александр Сергеевич Пушкин мог быть зрителем первого подводного ракетного старта – и это без всяких шуток: пуски ракет с лодки производились на реке Неве под Санкт-Петербургом. Правда, лодка была на веслах и поэтому имела скорость полкилометра в час. Наверное, из-за этого Николай Первый подводную лодку не оценил (это был, видимо, единственный раз, когда царь мыслил по-наполеоновски) и денег на ее совершенствование не дал).
А вот воздухоплавательные войска не зародились
7
Выпивка была одной из немногочисленных радостей армейской жизни. Но надо помнить, что 40-градусная водка изобретена еще не была.
Солдатам в русской армии выдавали «винную порцию» – чарку (150 граммов) изготовленного из ржи «хлебного вина» крепостью немногим более 20 градусов. Это и называлось тогда водкой. (Впрочем, русские желудки выдерживали и напитки покрепче: при взятии в 1794 году войсками Суворова Праги (предместья Варшавы) несколько солдат в аптеке нашли бутыль спирта и тут же ее «уговорили». Один из солдат оказался немец – выпив, он сразу же упал замертво. Узнав об этом казусе, Суворов сказал фразу, оставшуюся в веках: «Что русскому хорошо, то немцу смерть»).
Дворяне и чиновники пили вино, которым умельцы то и дело напивались допьяна: брали количеством – неспроста в романах фигурируют «дюжины шампанского». Кстати, шампанское из-за плохой очистки было тогда низкого качества и пить его надо было только очень холодным. Немудрено, что согревшись в желудке, оно резко ударяло в голову.
Еще дурманили себя «жженкой» – этот напиток составлялся из шампанского, рома и белого вина. В эту смесь надлежало добавить большое количество сахару, ананас. Затем жженка кипятилась (!), а после выливалась в чашу. Поверх нее для пущей эстетики на скрещенных саблях укладывали кусок сахара, который, поливая ромом, поджигали. Жженка должна была при розливе гореть, для чего в нее постоянно подливали все тот же ром. Учитывая, что ром и тогда был не меньше 40 градусов, напиток, надо полагать, получался термоядерный. Ром в те времена, кроме крепости, был привлекателен своей легендой, согласно которой его изобрели пираты (по терминологии тех дней – флибустьеры) на островах Барбадос. Первое время ром так и называли «барбадосская вода». В ходу был еще и пунш: все тот же нагретый или вскипяченый ром с сахаром, соком фруктов и пряностями. При употреблении пунш также поджигали.
Последствия пунша были разные. В 1807 году, «напуншевавшись», попал в плен к французам русский генерал барон Корф. Ехидный Ермолов описывал происшествие в красках:
«Четыре полка егерей под командой генерал-майора Корфа, расположенные в Петерсвальде, страшным образом лишились своего начальника. Он занимал лучший в селении дом священника, принялся за пунш, обыкновенное свое упражнение, и не позаботился о безопасной страже. Гусарского офицера, присланного для разъезда, удержал у себя. Несколько человек вольтижеров, выбранных французами, в темную ночь вошли через сад в дом, провожаемые хозяином, и схватили генерала. Сделался в селении
(В сентябре 1812 году под Тарутино в сходной ситуации едва не попал в плен Милорадович).
При Аустерлице начальник левого крыла союзной армии граф Буксгевден, по свидетельству его подчиненного, генерала Ланжерона, был изрядно нетрезв: «Его лицо было малинового цвета (по причине опьянения), и было такое впечатление, что он не понимает, что происходит вокруг. Я сообщил ему то, что произошло в Працене – нас обошли, мы окружены врагом. Он мне грубо ответил: «Генерал, вы везде видите врагов!». Тогда я ему малопочтительно ответил: «А вы уже в таком состоянии, что не видите их нигде!..».
Первое, что превращало армию в толпу, был именно алкоголь. Иван Бутовский, служивший в кампанию 1805 года портупей-прапорщиком, описывал первые дни после Аустерлица так: «При отступлении к границам Венгрии 21 и 22 ноября (3 и 4 декабря – прим. С.Т.) многие наши солдаты разбрелись по сторонам, пользуясь изобилием виноградных вин, предались пьянству, не могли следовать за армией и полусонные были схвачены французами. Так и только так увеличилось у неприятеля число пленных, на поле сражения кроме злополучной колонны Пржибышевского французам не удавалось брать русских в плен».
В Испании в 1808 году при наступлении Наполеона на английскую армию Мура был случай, когда англичанам пришлось оставить в деревне Бембибр тысячу напившихся солдат, большую часть из которых вырезали подошедшие французские кавалеристы. В 1812 году при выходе русских из Москвы многие солдаты перепились (торговцы раздавали вино, «чтобы не досталось французу») и валялись по улицам. Количество их было так велико, что Милорадович, командовавший арьергардом, выговорил у французов дополнительное время на эвакуацию города. Но и после этого допившихся до полного беспамятства русских солдат были сотни – французы, у которых водка уже давно кончилась, воровали у спящих русских фляжки.
Первым пьяницей русской армии был атаман Платов. (Денис Давыдов уверял, что когда Ростопчин представлял Карамзина Платову, атаман, подливая в чашку свою значительную долю рому, сказал: «Очень рад познакомиться; я всегда любил сочинителей, потому что они все пьяницы»).
Лечить от этого пристрастия тогда не умели, да и что ты скажешь начальнику всех донских казаков? В 1812 году князь Багратион, заинтересованный в том, чтобы Платов был трезвым – ведь его казаки составляли арьергард багратионовской армии – казалось, нашел средство: Платову хотелось стать графом, а Багратион сказал, что не видать атаману графского достоинства, пока он не бросит пить. Платов, и правда, на некоторое время «завязал», но потом все же сорвался. На беду, было это в самый день Бородина. Когда Кутузов приказал направить казаков во французский тыл, Платов беспробудно спал в обозе. Казаки были отбиты одним полком и вернулись в общем-то ни с чем. Кутузов, видимо, рассчитывавший на больший результат, в наказание оставил Платова и Уварова без наград за Бородино – единственных из генералов русской армии.
В октябре 1812 года Платов все же получил свой титул. По вступлении русских в Европу нашелся ему и достойный собутыльник – фельдмаршал Блюхер. Вино, любимое атаманом и приятное для его собутыльника, было «Цимлянское» – вряд ли оно тогда было особой крепости, но и им полководцы ухитрялись накачаться до упора. Русско-прусское возлияние происходило так: сидят атаман и фельдмаршал и молча тянут вино. Обычно Блюхер на каком-то стакане «отключался» и его увозили адъютанты, а Платов сокрушался: «Люблю Блюхера! Славный, приятный он человек. Одно в нем плохо: не выдерживает!». При этом Платов не знал немецкого, а Блюхер – русского. На вопрос адъютанта Смирного, как же они общаются, Платов отвечал: «Как будто здесь нужны разговоры. Я и без них знаю его душу. Он потому и приятен мне, что сердечный человек…».