Век рисков: убежденность Ватроффа
Шрифт:
Я довольно хмыкнул, ибо надзиратель видит в этой ситуации положительную возможность того, что я могу вернуться. И в то же время я понимаю, что при любом повороте сможет вернуться только мое бездыханное тело. На своем опыте знаю, что некоторые секреты Секторов остаются в своей основе неразглашенными любыми методами ради того, чтобы Генералы Фракций ни о чем не знали. И все-таки, даже интуитивно предчувствуя, что не все может быть так положительно, я постарался говорить обычно:
– Меня радует, что тебя натаскать на мою должность не составит труда. Ты многое и так уже знаешь.
– Но то, чего я не знаю, знать не хотелось бы.
Из меня вырвался неудержимый смех. Морис прав. Я его уберег
– У нас есть ровно пять дней на все.
Морис с тяжестью буркнул «буду стараться», и с этого момента у меня не было никаких забот кроме как стажировать бравого помощника.
По прошествии пяти дней, ровно после оповещения к переезду, я вовсю готовлюсь. Осталась стадия «привести себя в порядок»: щетина на лице побрита; я самостоятельно себя постриг коротко; умылся от лишних пепельных волосков. В серой тусклой ванной есть только я и мое отражение в зеркале.
Я, смело опираясь руками на раковину, еле разглядел лицо, по которому стекала теплая вода: эта непоколебимая белая улыбка, привычный прямой нос, родные светло-голубые глаза, которые обычно смеются… все это сейчас смотрится грустно благодаря поднятым густым бровям. Я удивился самому себе, просто не желая верить нынешней гримасе:
– Жалкое зрелище. Настолько напуган неизвестностью, что аж тошно? Действительно страшно? Мне-то, намашу Ангсту…
С полотенцем на голове я принялся одеваться. Параллельно оглядывался на серые стены, стараясь прогнать дрожь из-за предстоящего. Костюм надет. Я поправил синий галстук, рука взялась за чемодан на колесах, и все. Жду звонка по передатчику. Стою перед дверью как вкопанный уже вторую минуту. Мое подсознание явно считает, что меня заберут какие-то монстры. Но стыдно должно быть – взрослый дядька тридцати лет. Незачем трусить перед тем, что неведомо. Удивительно как с годами предвкушение от приключений сменяется беспокойством за свою безопасность.
– Даже если будет что-то неожиданное, следует держать лицо, – только я это произнес, как входная дверь отворилась, и передо мной предстали восемь вооруженных мужчин в черной форме со шлемами.
Ни стука, ни «добрый день».
– Намаш Ангст, следуйте в нашем конвое, и ни шагу в сторону. Таковы правила.
– Понял, – постарался я ответить привычно.
Чего еще стоило ожидать от переезда из одного Сектора в другой, где есть что-то секретное? Чувствую себя поистине заключенным.
Маленький вагон, больше похожий на белую капсулу, направлялся по горизонтальной шахте в незнакомый мне Сектор. Сидения жесткие, как в старинных электричках, а в узких щелочках, служивших окнами, то и дело поблескивал свет от аварийных ламп. Все пристегнуты на своих местах. Говорить, когда движешься со скоростью восемьсот километров в час, не очень удобно. Но мне это не мешало покопаться у себя в голове.
Что я знаю о внешнем мире помимо Секторов и Бункерных городов? Как сейчас живут другие люди? А животные? Не стоит волноваться только о микробах, хотя может быть за такую мысль меня осудит какой-нибудь биолог. За пятнадцать лет, думается мне, внешний мир преобразился.
Я был еще маленьким, когда появились Фракции. До них все взрослые были разными на эмоции, а дети ни о чем не подозревали и беспечно играли во дворах положенные им два часа в день, но строго – не более того. Помню, как дедушка водил меня в поход по местным дюнам. Мы карабкались на сам хребет, и оттуда смотрели на наш маленький городок и на пустыню позади. Дедушка говорил, что в его молодости песков не было, а были бескрайние желтые поля из цветков горчицы. Он рассказывал, что в городах вдоль дорог можно было видеть клумбы с деревьями, а где-то были целые лесополосы. Существовала уличная живность в немалых количествах… Потом дед плакал, говоря о времяпрепровождении с друзьями и о том, что таких хороших улиц почти не осталось. Сожалел, что моему поколению уже не понять, каково гулять под небом сутки напролет. Напоминал мне главное правило: если я хочу жить дольше, то не следует быть на солнечном свете больше сорока минут. Затем дед смахивал слезы сухой ладонью, улыбался, и мы возвращались обратно. Я по дороге назад выслушивал, как дедушка добротно проклинал то, что каждая гора и большой холм превратились в бункеры.
Это было тогда. Уже тогда, когда я был маленьким, строили огромные укрытия от солнечных вспышек параллельно Секторам и Кубам. А сейчас видимо людям невозможно находиться под небом даже больше одного часа подряд, но в отчете сказано только про влияние солнечных вспышек, и что Бункерные города должны остаться в «прошлом веке».
Спустя пять часов мы прибыли на главную станцию Сектора 2. Люди в рабочих комбинезонах и охранной форме снуют туда-сюда: большинство готовит разные ящики для переправки, остальные помогают, охраняют, что-то записывают в планшеты. Из всего сумбура я приметил несколько деталей: людей, сидящих в закрытых роботизированных доспехах – экзо-костюмах – здесь немало; и я надеюсь, что ящики из синего металла, в которых находятся «оковы», являются нашими.
Само собой, я загляделся на интересующие меня ящики и на излюбленных роботов, ответственных за них. И даже не заметил, как мой конвой немного поредел, но зря:
– Осторожно! – кто-то выпалил с тревогой, и когда я обернулся, машинально отпрянул назад.
Если бы не рефлекс, та склизкая, отвратительная желтая жижа, что сейчас лужей простирается у моих ног, была бы на моем костюме.
– Что это? – озадаченно спросил я, подняв возмущенный взгляд на парня, разлившего слизь.
– Сэр, простите, я не специально…
– Я не спрашиваю, как это вышло – я спрашиваю, что это!
Растерянный парень только хватал ртом воздух – ему явно что-то мешало ответить. Мне хотелось надавить на него, чтобы он раскололся, но сзади грубо пихнули в плечо.
– Нельзя задерживаться, намаш Ангст. Вперед, – отчеканил главный провожающий, и мне ничего не оставалось. Зато в этот раз я признал в лице провожающего старого знакомого – Мурата.
– Мир тесен… – шепнул я так, чтобы вояка меня не услышал.
Я пошел вперед, успев урвать взглядом то, как паренек поднимает тяжелую жестяную цистерну вполовину своего роста. Цистерна была без опознавательных знаков. Парень одет в стандартную служебную робу сотрудников. Намека на то, чем является жижа, нет: желтая и склизкая – это все. Не то желатин, не то замерзший животный жир. Какого происхождения – не понятно, какое предназначение – тоже. Но если этим кормят в здешней столовой, то мне следует умыть руки поскорее.
Мы прошли первый пограничный пункт. Перед нами жуткий, но очень просторный и глубокий туннель. Шаги и шуршание от формы охранников отдавались многослойным эхом.
– Товарищ Мурат, – аккуратно обратился я к главному в конвое.
– Не разговаривай со мной, – грозно процедил он, и я покорно последовал его указу.
Как смешна бывает судьба. Когда-то я уже был замешан в другом секретном деле. Но то дело было связано с разработкой «оков». Пока я учился на намаша, мне предложили подработать служебным персоналом в Секторе 4. Я поставил подпись под меткой о неразглашении в документах, и меня также сопровождал конвой из охранников. Именно тогда я впервые встретил Мурата.