Век Зверева

Могилев Леонид Иннокентьевич

В домике он изучил свой трофей. Оружие легкое, удобное. Калибр знакомый. Отстегнул рожок, передернул затвор, подобрал отлетевший на лежанку патрон, нажал на спуск. Щелчок осторожный, но отчетливый. Точка отсчета. Завернул рожки в рубаху, автомат в один из свитеров и отправил свой арсенал на дно рюкзака. Наконец почувствовал боль в обожженных пальцах правой руки. Подержал их во рту. Нужно было чаю попить.

Зверев разорвал газету пополам, потом еще раз каждую половину и аккуратно скатал четыре шарика, которые уложил пирамидой между двух плоских камней. Костер в лагере разводили в другом месте, правее и ниже. Сегодня Зверев имел

право на свое пламя. На поминальном огне он собирался сжечь память о кратком времени иллюзии и свободы. Он не был более свободен. Свободен от войны, измены на флангах и в тылу, и выходить из окружения ему предстояло опять одному. А стоило ли выходить? Утренний воздух был прозрачен, и огромное солнце этого дня вкатывалось на перевал откуда-то снизу. В домиках спали, безмятежно и счастливо, альпинисты, дорвавшиеся снова до своих веревок и ледорубов. Им на вершину. Ему в долину. В город. И сопроводят его туда не далее, как завтра те, кто опустится на площадку возле флагштока на чудесном винтокрылом аппарате. Он стал отламывать мелкие ветки сухого кривого дерева, груда которого лежала слева от домика. Они ломались легко, с сухими щелчками и уже давно покрыли бумагу. Он не знал названия того, к чему собирался поднести спичку. Многого он не знал и не узнает уже никогда. Из подземелья к небу. Красиво и неожиданно.

Он сходил к большому костровищу и подобрал топорик, лежавший на своем обычном месте, под жестяным поддоном. Потом разрубил ствол черный и безымянный на десяток кривых чурочек. Топор был заточен под бритву и входил в дерево почти без звука, лишь желтые тонкие щепки отлетали время от времени и падали недалеко.

Ни ветерка, ни тучки. Пламя мгновенно охватило построенное Зверевым по всем правилам сооружение и загудело спокойно, как и положено пламени. Когда костер разгорелся, он положил в него целый ствол, подтащил другой, сел на него спиной к лагерю и стал смотреть на огонь.

Появлялись и исчезали призраки огненного мира, возникали и рушились города, а чудесные сады с алыми цветами и слезоречивыми птицами перетекали, как песок в колбе часов, показывающих время начала представления.

— Жжем дефицитное топливо? Его, между прочим, последний раз на вертолете сюда доставили. Чаю бы хоть вскипятил.

Это Зимаков появился как из-под земли, бесшумно и невероятно.

— Чаю, говорю, поставим? Я мигом. — И пошел к домику своему широким упругим шагом, скрылся в дверях и появился с котелком, пакетом, кружками. Рогульки мигом нашел и воткнул, положил перекладину. Снегом заполнил котелок доверху, утрамбовал, еще добавил. Котелок, мокрый снаружи, зашипел, стал высыхать.

— Люблю из снега. Из ручья не люблю. Вкус у воды из снега другой. Там, наверху, почувствуешь.

— На каком верху? — заинтересовался Зверев.

— На обыкновенном.

И только тут Зверев понял, что Зимаков подошел к костру не от лагеря, а с другой стороны. Оттуда, где лежал наскоро засыпанный снегом труп.

— Да, неспокойный ты компаньон, Юра, все-таки. По ночам не спишь. Гостей принять не можешь по-человечески. Кто там, на склоне-то? Не поделили чего? Ты же толком ничего не рассказывал.

…Зверев рассказывал свою историю так долго, как долго закипала вода в котелке, опуская самые невероятные места, чтобы Зимаков не подумал, что над ним просто глумятся. Зимаков не подумал.

— И что теперь, гражданин следователь?

— А теперь идите себе на восхождение, да побыстрей. Вертолета ждать нужно.

— Ну, так скоро не получится, да и не стоит. Сутки у нас есть. Ты как думаешь? Что с тобой сделают?

— Вывезут вниз, потом в какой-нибудь институт покруче. Где-нибудь неподалеку. Этого добра на всем пространстве бывшей державы хватает. И вывернут наизнанку. Потом в кислоте растворят.

— Почему в кислоте?

— Обещал один из больших начальников.

— Обещанного три года ждут.

— А с какой стати ты мне, Зимаков, веришь?

— А с той, что случайный человек сюда не доберется.

— Я же добрался.

— Не о тебе речь. Того, что лежит упокоенный, я не знаю. Он выше уровня моря ранее не поднимался. Поверь старому человеку. А вот Гришу Комова знаю. Мы с ним на пик Ленина ходили. Он теперь у местного царя в свите. Случайные люди тут не ходят. Дорога непростая. Давно я Гришу не видал. Даже окликнуть хотел. Мог бы и он тут на склоне остаться. Оплошал ты, Юра. Тот, второй, назад бы не дошел. Он лишь лицо при исполнении служебных обязанностей.

— Конец тем не менее один. Вы бы поторопились. А я уж тут подожду.

— Ждать да догонять — последнее дело. А вот и братва просыпается. И чай славный получился. Говорю же, из снега лучше. После завтрака пойдем с тобой на прогулку. Продолжим разговор.

Завтракали весело. Тушенка, рис, апельсины, печенье, чай.

— Держи-ка, Юра.

Зверев получил ледоруб, лопатку, связку крюков, веревку.

— Правило первое, господин курсант. Когда работаем на склоне, один не должен находиться над другим, так как при срыве верхнего свалит и нижнего. Или поранит. По склону нужно стараться идти наискось. Тогда и задержать товарища легче при «полумаятниковом» падении.

— Я наверх не пойду.

— Еще как пойдешь.

— Вас всех положат там. А так меня одного.

— Никого не положат. Ни там, ни здесь. Правило второе. Ты слушаешь?

— Слушаю.

— Так вот. Правило второе. Особенно опасен срыв идущего сзади на спуске, когда первый спускающийся не видит второго, сорвавшегося, и не успевает подготовиться. Нужно уметь задерживаться, чему мы посвятим остаток дня. И главное, успеть крикнуть. Правило третье. При сокращении дистанции часто идут, собрав веревку кольцом, что затрудняет лазанье и увеличивает возможность срыва и размах падения. Я, вообще-то, не спросил, ты в походах был когда?

— В школе. Родной край изучал.

— И то дело.

— Еще вопросы будут?

— А у тебя?

— Дай сюда лопатку, крюки, бери ледоруб.

— Взял.

— Ну и чудненько, — сказал Зимаков, а потом умело и точно столкнул Зверева со склона.

Он падал долго, никак не мог остановиться, пока, наконец, не зацепился ледорубом за твердый наст, но выпустил рукоятку, прокатившись еще метров десять, остановился, встал на ноги. Зимаков стоял наверху и делал пригласительные знаки.

— Ледоруб в таких случаях нужно втыкать непременно клювом в направлении к склону. Тогда можно будет быстро выбрать веревку при срыве верхнего твоего товарища. Клювом в направлении к склону. А вообще, падал грамотно. Чувствуется — координирован и вынослив.

— А лопатка зачем?

— Лопатка, как ты знаешь, удобна в бою. А вообще-то, наличие лопатки делает организацию страховки более оперативной: запрессовку делать, траншейку прокапывать до поверхности, в которую можно забить крюк. Пошли забивать вон туда. К ледничку.