Век Зверева
Шрифт:
— Кто таков?
Произнести сейчас монолог о праве наследования, означало рискнуть жизнью.
— Говорят, рыбалка у вас хорошая.
— Неплохая. И что, даже через болота нужно идти за линями?
— А что, действительно есть лини?
— Откуда знаешь?
— Земля слухом полнится.
— Припас рыболовный есть? Показывай.
Отто Генрихович показал баночки с крючками, мотки лески, грузила.
— Паспорт где?
— В Калининграде, в гостинице.
—
Лемке замялся. Постоялец, как он знал, прожил в Пруссии много лет, служил в армии, а теперь вот бомжевал, занимал брошенный хутор, выгнав отсюда настоящих бомжей, диких и неопрятных. Говорить, что он из Литвы, означало рисковать. Можно было проколоться. Акцент выдавал в нем иностранца, и он назвался словаком.
— Отдыхаю. В городе посоветовали в этом углу поискать.
— Что поискать?
— Говорят, на заброшенных хуторах остались озера с почти реликтовой рыбой. Дозволите половить?
— Хоть какой-то документ у тебя есть?
— Оплошал. Все в гостинице.
— А без спросу в дом входить тебя кто учил? Папа Римский?
— Я вас искал. Пить очень хотелось.
— У тебя пиво в рюкзачке.
— Пиво не вода. Воды вот попил.
— И что?
— Если ловить нельзя, я уйду.
— Куда?
— В Большаково. Или в Полесск. Вы в Полесск не знаете дороги?
— Туда дороги нет. Только в Большаково. А как ты вообще-то сюда добрался? Здесь же топь.
— Местные на вокзале объяснили.
Пирогов задумался.
— Ладно. Бери рюкзак, пошли в дом. Время обеденное.
И здесь Иван Иваныч совершил самую, наверное, большую ошибку в жизни. Но в рюкзаке «словака» он разглядел литровую бутылку джина. А кроме воды из родника и рыбы из озера у него за последнюю неделю ничего во рту не было. Обычная цепочка бартерных сделок и выкрутасов прервалась и требовала восстановления, для чего нужно было идти в поселок, но он боялся оставлять дом, а обычный его компаньон, Стасис, запропал куда-то, отправившись в Кенигсберг. Оставался НЗ, в виде армейской тушенки и муки, но трогать его — дело вообще пропащее.
Иван Иваныч захмелел быстро. Только вот карабин все не хотел убирать из-под ноги. Отто Генрихович цедил дорогой джин аккуратно, разбавлял родниковой водой.
Наконец хозяин, он же постоялец, унес в неопределенном направлении карабин, вынул из погреба запеченного леща. Лемке выложил на стол хлеб, банку пива, ветчину, запаянную в полиэтилен.
— Чаем не богат, кстати, как тебя звать?
— Да я же говорил. Иржи.
— Ну да.
— Так, значит, вы страну тоже поделили?
— Нам легче. Всего на две части.
— Так как же тебя угораздило сквозь болота пройти?
— Я же говорю, местные у автостанции подсказали. Еще и в Калининграде говорили про твои озера.
— Какие озера! Хотя в пруду при желании можно много почерпнуть. Там живет бог водоема.
— Кто такой?
— Рыба непомерной величины и необъяснимой природы.
— Мы ловить-то будем сегодня?
— На черта тебе ловить? Сеть кинем — и бери.
— А линя?
— У тебя губа не дура. А что? Чешуи нет. Сытный и не жирный. Только они мне уже в горло не лезут.
— Так ты из военных?
— Из военнопленных.
— В отставке?
— Куда там. В Тильзите-городе, в ПВО служу.
— А Тильзит — это что? — слукавил Лемке.
— Про Тильзитский мир в школе не проходили?
— Нет. Или было что-то.
— Балтийск это, Иржи.
— Хороший город?
— Был. После германца. Сейчас туда все согнали, что от флота и армии осталось. У меня там планы на квартиру были. Но высшие начальники распорядились иначе.
— А здесь-то ты на рыбалке?
— Здесь у меня крыша над головой. Изредка наезжаю в часть, спрашиваю, надо ли чего.
— А денежки?
— А нет никаких денежек. Жена давно на просторах России. С детями. Денежек нет, в общежитии нас три хари в одной комнате. Вот и стал я присматривать себе хутор.
— Мне этого не понять.
— И не только тебе, мой чехословацкий друг.
— И давно ты тут?
— Месяцев восемь.
— Какие планы на будущее?
— Нас скоро расформируют. Сказочки про жилье на Большой земле мы слышали.
— Тут, что ли, останешься?
— А куда мне идти? Пока с части понатаскаю всего, что можно. Огневого запаса в том числе. Тут временами охота бывает. Вот только егеря завелись. За хобот берут.
— Хобот — это что? Там?
— Где хочешь. Берут сильно.
— А оружия припас?
— Не без этого. Только и тебе не скажу.
— Ну и ладно. Считай, что я тебя нанимаю в проводники. Мне бы рыбу половить.
— Красноперку с окушками?
— Да какую угодно.
— Пошли. Удочки под навесом, во дворе.
Они вышли во двор. Солнце как бы раздумывало, падать ему за лес или нет. Пирогов сдернул пласт перегноя, набрал червей в консервную банку.
— Ты бы мне еще хозяйство свое показал. Ни разу не был в таких амбарах. Я ведь житель городской.
— Ты из какого города?
— Из Братиславы.
— Не был ни разу. В Германии был.
— А мне не приходилось.