Век Зверева
Шрифт:
— Молодой человек. Что-то вы задержались. На свидание не пришли.
— А… Она вам, значит, рассказывала?
— Да зайдите вы внутрь…
Потом они долго пили чай, Иван узнал, что Люся была замужем и неудачно, что папа Печенкин не имел более места и повода быть среди нас, что живет она с внуком в этой квартире, но это не Люсино отродье. Очень удивительно, что Иван Иваныч офицер, и хотя это сейчас не востребовано, но скоро все, конечно, кончится, ведь правда?
— Что там на флоте?
— Все пропьем, но флот не опозорим, — сказал Иван некстати.
— Ну вот,
— Спасибо за чай и собеседование.
— Заходите, Ваня, еще. А вот и адресок. Ну, не пропадайте. Так неожиданно все и непредсказуемо.
Иван, не медля ни минуты, отправился к своей пассии. Смелость города берет, смелого пуля боится. Не знаю, что говорил и каким образом обхаживал он уже не юную Печенкину, но уже в этот вечер!!! они отправились на хутор.
Чапас упустил свою жертву, промедлил, оступился в промысле предательском, и вот, вернувшись на хутор и ожидая там Пирогова, сам загнанный в угол и стремящийся из него выбраться, он, сидя вечером на бревнышке, поигрывая топором, потюкивая им по чурочке, увидел вдруг вместо одного Ивана еще и его безумную спутницу. Он плюнул и пошел в дом. Рано утром он отбыл в Калининград, к господину Лемке, с покаянным монологом и за дальнейшими консультациями.
Господин Лемке пришел в ярость. Говорили они не в гостиничном номере, а там, где парк, где мозаики Кенигсберга, расколотые и зовущие к мщению.
После этого Отто Генрихович велел Стасису оставаться на месте и ждать, а сам долго говорил по телефону с господином имярек. Этот разговор нам удалось прослушать, поскольку звонил он в некую российско-германскую фирму, которая на прослушку была поставлена автоматически, без разрешения, но обстоятельства того требовали. Разговор шел по-русски. Тот, с кем говорил господин Лемке, родной язык знал пока плохо.
— Карл, возникли проблемы.
— Ты поговорки русские хорошо знаешь, Отто?
— Ты какую имеешь в виду?
— Перед большой работой нужно перекурить.
— Сделал дело, гуляй смело. Ты все же покури. Что происходит?
— На хуторе живет русский. Офицер.
— Ты же принял решение?
— Эта литовская свинья…
— Чапас?
— Вот именно.
— Почему же свинья? Парень нам нужен.
— Он должен был устранить офицера.
— Теперь говорят по-другому. Зачистить. И вообще, это не для телефона.
— Он работу не сделал.
— Пусть деньги вернет.
— Он знает лишнее.
— Тогда зачисти ты его.
— Ты с ума сошел.
— Вот именно.
— А что же делать?
— Ты говорил с ним?
— Дело в том, что офицер привел на хутор женщину.
— Ну не навсегда же?
— Подруга юности. Она в восторге от хутора.
— Хорошо. Я понял. Мне нужно говорить о твоей проблеме со старшим по команде.
— Чапас в парке сидит. Ждет моего решения.
— Отпусти его. Пусть придет завтра.
— Я в нем не уверен.
— И что ты предлагаешь?
— У тебя есть еще люди?
— Это будет стоить дороже.
— Карл, Чапас сейчас сбежит и наделает глупостей.
— Не дергайся, друг мой.
— Что мне делать?
— Объясни, где ты находишься. Так. Попрощайся с Чапасом. Только не раньше, чем через сорок минут. Мне нужно время. И все.
— Что «все»?
— Хутором займутся другие люди. А ты сиди в гостинице и жди…
Господин Лемке нам был интересен по некоторым другим причинам, а вот Иван Пирогов с Люсей Печенкиной оказались в этом деле людьми совершенно случайными, хотя и небесполезными. Зачистка их в наши планы не входила. А вот Чапасом решено было вначале пожертвовать, поскольку возиться с ним не было времени, а натворить он мог много ненужного. Но ставить «на защиту» и счастливых молодоженов, и Стасиса было делом рискованным. И когда вечером в вокзальном туалете люди Карла прокололи шилом Стасису Чапасу печень, им никто не помешал. Зато исполнители были отслежены по всему маршруту. Сотрудники службы безопасности одной из строительных фирм. К немецкому капиталу фирма отношения не имеет. Ребята просто зарабатывают на жизнь. В армии служили связистами. Уже потом прошли спецподготовку в одной из закрытых воинских частей, на Большой земле, естественно, за спонсорские деньги. Общепринятая практика.
Список бойцов явных и потенциальных, бывших в распоряжении российско-германской фирмы или могущих быть, сейчас интенсивно «прокачивался», уточнялся. Эти двое, русские, не женатые, явились для нас полной неожиданностью и заставили заняться переоценкой ценностей.
Ни один немец, или нечто похожее на немца, в охранных и «боевых» структурах не был задействован, по спискам не проходил. Их было пока не много. Всего-то тысяч двадцать на всю область. И ни одной немецкой головой рисковать было нельзя. Их головы и руки понадобятся потом, для гораздо более важных дел, чем стрельба и работа шилом и заточками.
Теперь мы знали, что в будущей операции хутор важен для противной стороны. А может быть, важно было то, что находилось на хуторе. Господин Лемке недаром, видимо, посетил свое родовое имение. При всей пикантности ситуации у него были более важные и спешные дела, чем ностальгическая попойка и ловля красноперки с русским офицером на этом хуторе.
Итак, немолодой Иван Иваныч пришел к постаревшей, но покуда стройной Люсе Печенкиной, которую он в молодости даже не успел притиснуть, но все же посвящал ей стихи и помнил потом о ней очень долго. И она почему-то не забыла странного и настойчивого поэта районного масштаба. Папа Печенкин скончался, и супруга его жила с внуком. И Люся обитала совсем уже не в том доме на Московском проспекте, но все же не покинула этот город. Жизни здесь начинались и заканчивались, время шло, рушились государства, и на их обломках возникали новые, порой уродливые и лицемерные. Это была теперь их земля. Гарантом их мирной и незамысловатой жизни были кости русских мужиков, изобильно и изобретательно срезанных свинцом, огнем, сталью немцев, которые испили из чаши горячего и злого напитка ненависти.