Век Зверева

Могилев Леонид Иннокентьевич

Вопросник на русском языке содержит посылки по выяснению отношения к литовской культуре и вероисповеданию, а также вопросы типа: „Что вы знаете о Малой Литве и где она расположена?“; о желании проживать в независимой Калининградской области и отношении к возможности возвращения туда местных жителей.

Вопросник на немецком языке содержит позиции с характеристиками сельского хозяйства региона.

Некоторая сдержанность литовской стороны объясняется тем, что территория Литвы после войны значительно увеличилась за счет передачи ей части территории Белоруссии, Польши и Германии. В этой связи взаимные территориальные притязания и их удовлетворение „способны обглодать Литву до костей“».

Рассказчик

Но

время чтения аналитических записок заканчивалось. Эхо боя на хуторе, не боя, а бойни даже, которую учинил Бухтояров, дошло до больших людей в Москве. На всю компанию Господина Ши это событие произвело тягостное впечатление. Оно ставило под вопрос всю операцию. Но в том-то и штука, что операция должна была быть проведена. И самое поразительное, что мы оказались с Бухтояровым по одну сторону баррикад. Связанные должностными инструкциями, находясь под колпаком Господина Ши, мы не были свободны в выборе средств и методов. Бухтояров был свободен как птица. Но он не хотел взлетать в небесные дали. Он хотел под землю. Поближе к тайнам третьего рейха. А спешка и нервозность проистекали из того, что власть в Москве в очередной раз качнулась, повисла, хотя не давала пока внешних поводов для подобных заключений. Об этом знали, впрочем, в штабах и кабинетах, что далеко от Москвы-реки. По ту сторону зла. И народ вдруг стал различать в выражении глаз телеведущих нечто новенькое. Страх. Операция должна была состояться сейчас. Потом она не состоялась бы, по всей видимости, уже никогда. Время потерь и ошибок заканчивалось.

Наша группа проживала на трех служебных квартирах в Светлогорске. Бизнесмены на отдыхе. Приходят машины, уходят машины. Прогулки по побережью. Деловые ужины в ресторане. Девочек вот только никаких, за исключением начальника группы связи. Женщина видная, привлекательная. Любит прогулки по берегу в одиночестве. Приходится держать двух человек из группы сопровождения рядом, на досадном удалении. Времена нынче тонкие, всякие случаи происходят.

Впрочем, долго прогуливаться ей не приходится. Зуммер в трубке, два слова, — значит, пора на пульт. А море уносит песок и приносит. Пластинка старая кружится. Время перетекает в своей стекляшке, и донце уже обнажилось.

Когда все закончится, перееду куда-нибудь, ну, например, сюда. Куплю скромную квартиру, а то и вовсе сниму угол. Буду вот так прогуливаться по вечерам по кромке прибоя и думать забуду про германского канцлера и Господина Ши.

Около двух часов ночи приходит сообщение из Москвы. Семьи Господина Ши, а также ряда правительственных чиновников и крупных бизнесменов заказывают билеты на разнообразные круизы в различных направлениях.

Иван Пирогов решает остаться на хуторе

Солнце садилось, как всегда, комары попискивали, уходил свет, и начиналось таинство болот. Он часто сидел ночами на пороге этого дома, слушал необъяснимые звуки, приходящие из чрева их, ощущал перемещение тонких миров, перетекание времени в божественной склянке, тщету и печаль. Теперь это были его болота. И лучше было подохнуть, чем покинуть этот забытый чередой властей угол, этот край, эту землю.

Женщина его наконец стала приходить в себя, возвращаться в свое нормальное состояние городской жительницы средних лет, вышедшей однажды неудачно замуж и отправившейся на романтический пикник с товарищем юношеских лет. Во время сидения в бункере и мастерской стрельбы по живым людям она вела себя спокойно, сидела в бункере, не мешала играм взрослых мужчин. Теперь с ней произошла истерика, а после она и вовсе потеряла сознание.

Иван привел ее в чувство, отнес в дом, положил на хозяйскую кровать.

— Что это было?

— Нормально все. Полежи тут.

— Как нормально? Там трупы!

— Что ты, трупов не видела?

— Нет.

— Что, ни разу?

— Нет.

— А старик Печенкин?

— Это же не труп. Это отец.

— Хорошо. Все равно полежи.

— А ты куда?

— Прибраться.

— А мы скоро уйдем отсюда?

— Скоро, скоро…

— Давай сразу уйдем.

— Как же я уйду, когда такой беспорядок?

— А мы в милицию пойдем?

— Пойдем, пойдем.

— Не уходи, Ваня.

— Вот что. Подожди.

Иван сходил во двор, принес пистолет «ТТ», вынул обойму и патрон из ствола:

— Вот. Держи его. Кто зайдет в дом, стреляй. Вот, нажимай здесь и стреляй.

Люся схватила оружие и положила его рядом, у стены.

— А ты скоро?

— Скоро.

Иван заведомо врал. Ни в какую милицию он не собирался, вернуться в дом быстро не мог, потому что утопить в трясине шесть трупов — дело непростое. А главное, он решил не покидать хутор и приготовиться к новым визитам со всем тщанием.

Прежде всего он обыскал тела расстрелянных ловким снайпером. Как ни странно, у всех оказались паспорта. Четыре литовских и два российских, с серпом и молотом. Фамилии немецкие. Дело считалось верным, Иван в расчет не брался, угол заброшенный. А проверка документов на автостанциях и просто на дороге вполне возможна. Туризм. Невинный и обещающий созерцание прелестей янтарного края. Никто не может запретить. Район не пограничный, режима нет. Только профилактика.

Три пистолета «ТТ», новеньких, только что из-под смазки. Обоймы запасные. Компас, небольшой запас продуктов, литовская же лимонная водка в плоских фляжках, зажигалки, сигареты, деньги. Денег в сумме набралось русских около трех миллионов, сто двадцать два доллара, литов полный бумажник, ключи на связках, от квартир и автомашин. И, пожалуй, самое главное — крупномасштабная карта района с нанесенными на ней проходами через болота. Это был ксерокс с другой карты, старой немецкой, но с пометками шариковой ручкой. Рука показалась ему знакомой. Он вернулся в дом. Совершенно верно. Чапас, большой любитель кроссвордов. Вот в углу старые, еще советские журналы «Огонек», для растопки. Почерк один и тот же. Чапас делал пометки по-русски. Естественно, немцы литовского языка не разумеют. Шило в печенке. А мог бы и сегодня быть среди этой компании. Тогда дело могло обернуться другим образом. Чапас — человек осторожный, чувствует, как зверь, знает все звуки хутора. Покинули бы они бункер, а он бы уловил шорохи, или страшно ему стало бы без причины…

Настоящая, смрадная и надежная трясина ждала свою добычу, и идти до нее предстояло метров четыреста — недалеко, в общем. Пирогов переоделся в рабочую одежду, надел резиновые рыбацкие сапоги и принялся за работу. С первым телом он провалился по пояс и едва выбрался на лукавый и податливый мох. Потом прошел без ноши чуть левее, достиг цели. Вернулся и пошел за топором.

Волокушу из осиновых веток делал примерно час. Уложил на нее тело, с которым так неудачно начал свою страшную работу. Это был немец. Якоб Якобович Коль. Справный немец, в меру упитанный, с красивым лицом. У него было аккуратно прострелено сердце. Иван уложил его на погребальный транспорт и потащил. У края трясины (а он давно знал об этой воронке, совсем недалеко от дома, нашел ее в своих странствиях по окрестностям и сам едва не ухнул туда сдуру) остановился, перекрестился, поднял Якоба Якобовича под мышки и мягко толкнул. Тело чуть задержалось на поверхности, вдруг раскрылись глаза, или это показалось Ивану, и все…

Закончил работу он затемно.

Вода в озере к ночи теплая, сладкая. Рыба играет. Лини…

Одежду он сжег на костре, облив ее бензином. Кровь на земле была в темноте невидна. Теперь нужно было встать пораньше, взять грабли, лопату. Последние следы убрать.

Женщина так и пролежала четыре часа, не меняя позы, вцепившись в незаряженный пистолет. На негнущихся ногах она вышла из дома. Иван шел ей навстречу, еще не зная, что будет с ними завтра, но понимая одно: эта земля его, и он не отдаст ее никому. Вызвездило. Он поднял лицо к небу, словно хотел получить оттуда какой-то ответ.