Век Зверева
Шрифт:
— И дальше что?
— А дальше молниеносная операция захвата.
— Так там же охрана. Все по высшему классу.
— А Таманцев с Алехиным — это не высший класс?
— И что? Они правительственную охрану снимут?
— А почему нет?
— Не смешите меня. Если только им не помогут…
— А кто может помочь? Вот ты бы взялся?
— Сложный вопрос. Подумать нужно.
— Думать не нужно. Нужно наливать и пить. Вот и пельменчики поспели.
Старик оказался парнем
— Так ведь там еще американская охрана будет. Два кольца.
— Американцы против наших — никто. На Эльбе били их лопатками и прикладами. И на Кубе били.
— Про Кубу откуда знаете?
— Куба — это самая большая головная боль временного оккупационного режима.
— И вы знаете почему?
— А как же? Сказать?
— Да я и так знаю. Дальше-то что? С Таманцевым?
— Ну, все взяты. Все. И рыжий, и толстый, и мальчиш-кибальчиш.
— Плохиш.
— Ну да. И их увозят.
— Куда и как? В бронетранспортерах?
— В голубом фургоне.
— Может, в зеленом?
— Нет, в голубом.
— Да что за фургон еще такой?
— Специальный фургон.
— Так ведь если выехать дадут, так и досматривать станут.
— Ты про роту забыл? Она обеспечит путь отхода. К коридору во времени.
— Так. А она разве не перебита?
— Где?
— При штурме правительственной дачи.
— Нет. Ты думаешь, какой должен быть процент потерь?
— Восемьдесят пять.
— Ну, это ты маханул. У меня бы было — сорок.
— Ну пусть сорок. Коридор-то далеко?
— В том-то и дело, что нет. И все генеральные шпионы с кляпами во ртах и веревкой на запястьях.
— А потом?
— В городе паника. Кое-кто вообразил мятеж в дивизии Дзержинского и двинул в Шереметьево.
— А фургон?
— А волшебная дверка скрипнула и пропустила его. А те, кто обеспечивал отход, рассредоточились по городу и автономно ложатся на дно. Потом — ждут наших.
— Наши, это кто?
— Красная Армия.
— Хорошо. Откуда она возьмется?
— Из регионов. Двинет из Приморья и сломает геополитическую игру.
— Газету «Завтра» любите читать?
— Я вообще газет не читаю.
— Не верю. У вас подшивки на антресолях.
— Ах да, ты же обыск проводил. Ну, было дело, покупал. Теперь — нет.
— Почему?
— Ошибаются часто. Народ спровоцировали в девяносто третьем.
— А тогда что произошло? Кто был человеком Президента в Белом доме? Который из двух? Или оба?
— Поболе.
— То-то же. Это вам не кубинские секреты. А Кастро если привлечь? Получилось бы?
— Кастро — человек умный. Встревать не станет. Отсидится.
— Так. А с фургоном-то что?
— Фургон прямо в Москву, в Кремль. К товарищу Сталину. Лично допросит.
— А потом?
— А потом по коридору во времени пошлет Красную Армию.
— А если без товарища Сталина?
— Без него не получится.
Тем временем мы усидели бутылки полторы. Коньяк легкий, мягкий и за такую цену. Случается все же иногда что-то хорошее.
— А нельзя в август тот или в тот сентябрь эту роту?
— Тогда бы никто ничего не понял. Нужно, чтобы народ осознал предмет своего заблуждения. Чтобы харей в дерьмо. Сами дали себе под ноги нагадить и на голову. На стол обеденный. А теперь говорят про социальную защищенность. Ты-то по какому делу? Ответь.
— По минутному.
— Тебе сразу отказать или поговорим еще?
— Лучше поговорим.
Старик прибрался на столе, отнес тарелки из-под пельменей в раковину, быстро помыл, отправил в сушку и чайник поставил на газ.
— Тебе чай или кофе?
— Это зависит от того, какой кофе и какой чай.
— Справедливо. Чайку задвинем. Не крепкого, но густого. Ты куришь?
— Нет.
— Молодец. Так слушай дальше. Ты думаешь, я мракобес? Стагнат? Старый пердун?
— Тогда бы с вами говорить было легче.
— То-то же. Я слез по Октябрю не проливал. Коммунистические подпалины на теле Родины мне больно было видеть.
— Взаимно.
— Ты меня не дразни.
— И не думаю.
— Так вот. Скажи мне, мил друг. Я же про товарища Сталина много такого знал, чего ни в одной книжке не написано. Понятное дело, не я один. Вот те, кто знает, как раз и не страдает графоманией. Но поверишь, мил друг, я с ним говорю по ночам. Все чаще. Когти и клыки демократии. До чего дошло, старики стали пайки с лагерными сравнивать. Оказывается, там сытнее было. Я и насчет паек знаю. И насчет гробов и цен на похороны.
— Вы большого изящества в изложении оперативных документов достигли.
Он осекся, посмотрел не на меня, в окно, чайник сорвал с горелки, сыпанул в заварочник, кипятку плеснул отмеренным движением.
— Так это для тебя оперативный документ? Записываешь, что ли?
— Нет. Был соблазн, но отказался. Шансы на получение нужной информации вычленением из бытового блока крайне малы. Я вам потом вопрос задам, а вы, если хотите, отвечайте. Или не отвечайте.
— Хорошо. Значит, нет СССР и есть только географический обрубок, по воле высших сфер все укорачивающийся, уменьшающийся в размерах. И по параллелям, и по меридианам. Грузия, как и встарь, свободна, и бывший первый секретарь штурмует санатории в Абхазии. А сулугуни — вволю.