Вековуха. Беляна из рода Рарога
Шрифт:
Я не спорила. Пусть так.
Волк частенько ходил со мной по лесам, за травами и кореньями. Охранял. Я много с ним говорила, ласково называла волчиком, потому что имени его я так и не выведала. Со мной говорить он не хотел почему-то.
Ясва обучала меня чему-то новому каждый день. Научила читать, поведала значение многих знаков защитных, оберегов и амулетов. По наставлению Ясвы, я сплела себе поясок с защитными рунами, и колечко железное повесила на поясок. Такой же поясок я сплела ведьме и волку. Ясве на пояс, а волку на шею. Ведьма
Волк подарок принял, разрешил повесить на шею и завязать. Благодарно лизнул ладонь. Я даже смутилась.
Зима в этом году лютая была. Морозы стояли скрипучие. Страшно было нос наружу показать.
Ясва говорила, что Мара мороз отпустила погулять, да забыла обратно загнать. Вот и попрятались звери лесные. Если бы не волк, который нам дичь из лесу приносил, пришлось бы туго. Но Ясва никогда не забывала благодарить лес за то, что позволил волку поохотиться. Всегда приносила часть нашей трапезы лесу-батюшке.
Когда я почувствовала первое весеннее дыхание, Ясва стала постепенно угасать…
Я перечитала все книги по лекарству, искала редкие травы, просила советов у нечисти лесной, но никто не знал, как отсрочить то, что уже давно предписано…
Ясва лежала на лавке у печи, улыбалась, смотрела, как я читаю очередную книгу, хмурюсь и стараюсь найти средство от хвори.
— Не старайся, бельчонок. Не вылечить мой недуг. Время моё пришло.
— Ну чего опять заладила… — нахмурилась я. — Время, да время… рано ещё! Тебе ещё многому меня обучить надо! А ты уже собралась!
— Нельзя обмануть Мару, бельчонок, — проговорила Ясва. — Раз она мою нить отмеряла, значит, так тому и быть.
Я мрачно глянула на Ясву. Я храбрилась, говорила, что найду лекарство, сделаю всё сама, но не позволю ей так рано меня оставить. Но в глубине души понимала, что я бессильна. Но верить в это не хотелось.
— А-а… — хрипло протянула Ясва, — понимаешь ты всё. Зачем упрямишься?
— А вот хочу и упрямлюсь! — сложила я руки на груди и косами тряхнула. — Пусть Мара подождёт.
— Ой, бельчонок, не ты ли защищать меня будешь? — усмехнулась Ясва. — Молода ещё против богини выходить. Да и не нужно. Я пожила на свете.
Я нахмурилась, но вдруг опустилась на табурет около стола. Ясва говорила о своей скорой смерти, как об избавлении. Она ждала её, хотела уйти. Детей да мужа, наконец, встретить, а я… мне стало стыдно.
— Не надо, бельчонок, — вдруг сказала ведьма, — не надо себя винить. Ты добра мне желаешь. Я бы хотела остаться с тобой дольше, но такова моя судьба. Принять то, что тебе предначертано не все могут. Даже смельчаки от своей судьбы бегут, что зайцы перепуганные.
— Не мудрено, — кивнула я. — Никто не готов умирать.
Ясва хрипло засмеялась.
— Потому что многое теряешь, когда уходишь… а мне что терять… только ты бельчонок у меня есть. Но ты уже всё знаешь, многое умеешь. Друг мой лесной с тобой остаётся рядом. Ты
— А всё ж таки грустно.
— Как и природа угасает по осени, так и жизнь всякая угасает. И всякая жизнь снова обретает новую судьбу. Не печалься. Мой путь только начинается.
Я кивнула и, подойдя к лавке, легла рядом с Ясвой, обнимая её руку, как я когда-то привыкла делать.
— В рубаху меня простую наряди, — тихо проговорила Ясва. — Пепел с утёса развей. Провожать меня придут — не гони никого.
— Уж коли не испугаются прийти… — хмыкнула я.
— Не испугаются, — прошептала Ясва. — До ранней зорьки будьте рядом.
— Будем.
Я крепко обняла Ясву за плечи и её пальцы сжали моё запястье в ответ. Я лежала, слушала её дыхание, и смотрела, как огонёк от лучины постепенно гаснет, погружая избу во мрак ночи.
Сон мне приснился вещий: будто стоим мы с Ясвой посреди широкого поля, а с той стороны её зовёт какой-то мужчина да два ребенка малых. Она помахала им рукой, потом повернулась ко мне. Я не узнала её! Молодая, красивая женщина с черными косами, и блестящими живыми глазами. Ясва обняла меня крепко.
— Прощай бельчонок. Свидимся ещё. Только не торопись.
— Как же я… без тебя…
— Ты не одна. С тобой весь лес, все мои знания, и моя сила… прощай…
Сон пропадал легко, словно был мороком. Глаза я открыла, когда на дворе было раннее утро. Я всё так же обнимала Ясву за плечи. Но едва я проснулась, то уже поняла, что ведьма испустила свой дух.
Ещё какое-то время, я лежала с ней рядом, осознавая, что меня уже никто не позовёт по имени
Глава 4. Одиночество
Я переодела ведьму в белую простую рубаху, надела на неё поясок-оберег, который когда-то сделала для неё, волосы заплела в косы.
Затем оделась сама, и вышла из избы, стараясь при этом не смотреть на лавку, где лежала Ясва. Надо было натаскать побольше веток и сушняка для погребального костра. Придётся трудиться целый день…
Было странно идти одной к лесу. Без Ясвы этот мир стал по-другому ощущаться. Стало пусто…
Когда я вошла в лес, я сразу же нашла пенёк, на котором ведьма всегда оставляла угощение. Я выудила из кармана краюшку хлеба и положила на пенёк. В этот момент во мне что-то сломалось, и я расплакалась прямо там. Я осела на колени и кричала в голос. А я уж думала, что совсем плакать разучилась.
Немного успокоившись, я встала, спросила разрешения войти и стала собирать хворост. Монотонные движения освободили меня от мыслей. Когда я связала очередную охапку хвороста и положила в сторону, то наткнулась на волка. Он стоял около собранных веток и глядел на меня своими человечьими глазами.
— Пришёл… — вместо приветствия проговорила я, утирая красный от слёз нос, — Ясва в избе ещё. Можешь проведать в последний раз.
Волк подошёл ближе и уткнулся в мои ноги. Его трясло. Будто он плакал…