Вексель Билибина
Шрифт:
— Демка! Сукин сын!..
Из барака, тесня друг друга, выскочили Билибин, Лунеко и Чистяков.
Подъехали Бертин, Белугин и Павлюченко.
— Ж-ж-жив, Юрий Александрович! Ж-ж-живы! А мы чего только не думали! Демка вернулся, а от вас ни слуху, ни духу… А тут какой-то сумасшедший Сафейка: съели Билибу…
— Я сам сейчас кого угодно съем.
— З-з-здорово, Степан! З-з-здорово, Алеха! Что варите
_ Обед для вас готовим: бульон из конской шкуры!
— Хорошо! А я к конскому бульону коньяк привез! Принимай, Юрий Александрович, пять звездочек. А это — шоколад. Все это — рождественский подарочек от моего брата-политкомиссара. А это — письмо.
— Что я говорил?! Говорил я — через два дня Вольдемар Петрович пришлет мне шоколад с коньяком?! Говорил?! Вот — он!!
Билибин радовался сбывшемуся сну и своему предсказанию, казалось, больше, чем прибытию долгожданного большого аргиша.
— А С-Серега где? Раковский-то ж-ж-жив?
Сергей Дмитриевич в это время был на стане прииска. Туда прибежал Сафейка. Раковский бросил все дела и на базу. По дороге встретил Переяслова. Они заявились в барак, когда уже разгорелся пир…
— Голубчики, голубчики, — умолял доктор Переяслов, — много не ешьте.
Эрнест привез Раковскому письмо и посылку от своего брата, но, прежде чем передать их, заставил своего друга поплясать.
Вольдемар Петрович Бертин писал примерно одно и то же: поздравлял с благополучным прибытием на Колыму, передавал приветы от всех алданских знакомых и от своей жены Танюши, пожелал найти хорошее золото и уже выражал уверенность, что за него, наверное, зацепились. О себе сообщал по-деловому коротко: приезжал на Алдан председатель Союззолота товарищ Серебровский, говорил о большом развороте золотоискательских работ в Сибири и на Дальнем Востоке, поставил задачу — «расшевелить золотое болото». Говорили с ним и о Колыме и о Чукотке. И тут же, в Незаметном, Серебровский издал приказ отправить на Чукотский полуостров экспедицию в тридцать пять человек. Тридцать шестой едет Танюша, а он — при ней и во главе экспедиции. Письмо было написано во Владивостоке, в конверты вложены фотокарточки, на которых запечатлены все участники Чукотской экспедиции в бухте Золотой Рог.
— Юрий Александрович, теперь дело за нами! Возобновим работы? — сказал Раковский.
— Начнем, пожалуй, — ответил Билибин. — Рождественские каникулы кончились.
СПАСАЙТЕ НАШИ ДУШИ
На другой же день после прихода первого каравана уполномоченный Якутского ЦИКа Елисей Владимиров пригнал с Таскана одиннадцать оленей — ездовых и на мясо. Ждали с Олы второй транспорт и Лежаву-Мюрата, и они второго января прибыли.
Ликованию не было конца. На базе соорудили новую вместительную квашню. Юрий Александрович не забыл Анастасию Тропимну Жукову, современницу Пушкина, и с Елисеем Ивановичем направил ей и другим сеймчанским якутам хлеб свежей выпечки. Все ожили. Отовсюду неслись песни. На прииске в каждом бараке пекли, жарили, варили.
В январе возобновили разведочные и эксплуатационные работы. Долбили и опробовали последние шурфы на разведлинии Безымянного, приступили к строительству новой базы на терраске Среднекана (недалеко от приисковой конторы) и начали зарезку шурфов ниже устья Безымянного, у ручья, который позже назовут Кварцевым.
Золотой пятачок при устье Безымянного за зиму перелопатили вдоль и поперек. Пофартило артелям Сологуба и Тюркина — напали на богатые кочки. Хабаровцы и корейцы рыли и мыли рядом, но им не везло. Пытались копушить ямы в стороне от пятачка — даже знаков не обнаружили. А тут вслед за Лежавой-Мюратом, со вторым транспортом, который привел Александров, заявились новые старатели. С третьим транспортом шли еще человек сорок — и всем подавай золотые непочатые участки.
Лежава-Мюрат, как приехал, тотчас собрал всю свою контору: Оглобина, Поликарпова, новых технических руководителей, горного инженера Матицева, смотрителя Кондрашова, снабженцев Кондратьева и Овсянникова. Пригласил на совещание Билибина и Цареградского.
Первое слово предоставил Юрию Александровичу. Билибин положил перед всеми на стол заявку Поликарпова и шурфовочный журнал Раковского. Прямо, без всяких преамбул, доложил:
— Заявка не подтвердилась, — накрыл ее широкой ладонью, а другой пятерней указал на журнал, — долина Безымянного пуста. — И, как вывод, добавил: — От разведки, поставленной без предварительных летних поисков, на основании одних заявок, нельзя ожидать хороших результатов.
Поликарпов сидел напротив, повесив, словно на похоронах, черную с проседью голову.
Таким же печальным был и Лежава-Мюрат. Всегда энергичный, бодрый, он даже растерянно запричитал:
— Что же делать, товарищи? Что делать? Сюда понаехало почти сто человек, и с нашего ведома, и без нашего ведома. Все — за золотом.. С великим трудом мы снабдили их всем необходимым. А золота — нет? Что же делать, товарищ Билибин?
— Летом развернем поиски. А пока поставим разведку вниз по Среднекану и вверх. Организуем два разведрайона, — скупо ответил Юрий Александрович.
Цареградскому было жалко и тяжело смотреть и на Поликарпова, и на Лежаву-Мюрата, да и на Билибина. Валентин Александрович взял поликарповскую заявку, повертел ее, прочитал еще раз и осторожно начал:
— Может, товарищи, в этой заявке не все ясно, а может, не вполне грамотно составил ее товарищ Поликарпов и мы не вполне поняли ее? Вероятно, на основе этой заявки разведку следовало бы ставить не по долине Безымянного, а как тут написано — на стрелке ключа Безымянного, то есть, как я понимаю это слово «стрелка», в приустьевой части Безымянного, а точнее говоря — от устья Безымянного по пойме и террасе Среднекана или, как сейчас сказал Юрий Александрович, — вниз и вверх по долине Среднекана… Вы, товарищ Поликарпов, вероятно, это имели в виду и думали, что Безымянный выносит золото…
Поликарпов так не думал и на защитительную речь Цареградского еще ниже опустил голову.
Билибин довольно резко оборвал своего заместителя:
— Безымянный ничего не выносит. Я сказал: его долина пуста, и, следовательно, из пустоты ручей может выносить только пустоту.
— Но, насколько я понимаю вас, — оживился Лежава-Мюрат, — заявка товарища Поликарпова еще будет проверяться?
— Можете понимать и так. Я повторяю, мы будем разведывать долину Среднекана вниз и вверх от устья Безымянного, но уже без особой надежды на положительные результаты. Откровенно говоря, я организую два разведрайона больше для того, чтоб рабочие не сидели без дела, ибо люди в таких условиях, как здесь, могут озвереть не только от голода, но и от сытого безделья…