Вексель судьбы. Книга 2
Шрифт:
— Куда выгонять?— изумился бывший авторитетный казначей.— Того партизана вашего? Будем решать?
— Дурак, не решать, отпускать будем! Выполняем международные обязательства… Чтоб через минуту он был уже в городе со всеми своими документами!
— Геннадич, а как же мы его пустим через парадную? Гости ведь на подходе!
— Через чёрный ход гони его, быстро! И ещё дай ему мобильник и тыщ двадцать, чтобы мог своим бабам позвонить за границу и отвалить. Даже не двадцать - сто тыщ рублей дай ему, чтоб на авиабилет хватило. И вежливо, Палыч,
Мэтр немедленно обтёр полотенцем пользованный бокал, поставил на место и поспешил выполнять приказ.
Спустя менее чем через минуту с улицы стало доноситься шуршание шин и лёгкое пощёлкивание распахивающихся дверей. Геннадий Геннадьевич поправил галстук и проследовал на крыльцо встречать дорогих гостей - возможно, по-настоящему самых дорогих, которые когда-либо прежде ступали на древнюю московскую землю.
*
Когда Алексея пришли освобождать, он беспокойно спал после безрадостного дня, измучившего неизвестностью. Его последним размышлением перед тем, как отключиться, была мысль, что значительно гуманней было бы отправить его, как отбегавшего своё рысака, прямиком в старинную Живодёрную слободу, что за Калужской заставой, чем мучить продолжением бессмысленной жизни. Но живодёрная слобода, как известно, давно упразднена…
До последнего момента он в своё освобождение не верил, поэтому даже увидав отобранный при аресте саквояж, продолжал думать, что его перевозят в другой застенок.
Однако воздух свободы творит чудеса, и Алексей, полной грудью вдохнув прохладный туман осеннего московского вечера, наполненный запахом улицы, бензина и первой опавшей листвы, буквально возродился душой.
Убедившись, что железная дверь, выводящая из подвала, однозначно затворилась, он быстрым шагом поднялся по земляному склону, слегка скользя из-за влажной травы, и обойдя особняк с тыла на почтительном расстоянии, ступил на проезжую часть переулка.
С правой стороны, у парадного входа, собралась целая кавалькада роскошных авто, ярко горел свет и доносились голоса. Слева переулок уходил на глухой поворот, который из-за густых вековых лип, неработающего фонаря и опустевших в пятничный вечер офисных зданий выглядел безлюдным и тёмным.
Подняв воротник, Алексей быстрым шагом пересёк проезжую часть переулка, поспешая скрыться в небольшом скверике на противоположной стороне. Неожиданно на его плечо опустилась чья-то тяжёлая рука, и тихий голос с сильным южным акцентом сообщил: “Я Шамиль, от Петровича. Спокойно давай!”
— От какого ещё Петровича?— в искреннем недоумении переспросил Алексей, однако спустя несколько секунд, за которые Шамиль, одетый в робу московского дворника, быстро и ловко протащил его через плотные кусты, уже находился в объятиях боевого друга.
— Живой! Я же говорил, что будет живой, никуда не денется!— приговаривал остепенившийся и даже заметно располневший от мирной жизни Василий Петрович Здравый, продолжая обеими руками трясти Алексея за плечи.— Только вот исхудал. Интересно - это тебя на харчах буржуйских или здешних так подсократили?
— Спасибо, Петрович. Твоя работа?
— Что за работа?
— Что я не в тюрьме, а здесь, с тобой?
— Нет, не моя. За тебя, говорят, какая-то баба из Швейцарии заступилась.
— Хм… А ты тогда что здесь делаешь?
— Мы здесь,— и Петрович с одобрением глянул на Шамиля,— проводим спецоперацию. Кстати: нечего тут стоять и шуметь, давайте-ка все в машину!
Оказалось, что совсем рядом была спрятана за кустами старенькая легковушка неопределённых возраста и марки с незнакомыми провинциальными номерами.
— Так что же у вас за спецоперация?— поинтересовался Алексей, усаживаясь на пассажирское кресло рядом с Петровичем.
— Слушаем помаленьку тех, кто тебя держал взаперти.
— Это как же так?
— Элементарно. Вон там, на дереве, установлен инфракрасный лазер, который считывает колебания оконного стекла в кабинете ихнего босса. Затем сигнал идёт на ноутбук, там от всяких шумов чистится и записывается для истории. Есть даже техническая возможность получить распечатанный текст прослушки и при желании отправить на центральное телевидение.
— Ну ты и пинкертон! Откуда у тебя у такая техника?
— Извините, товарищ лейтенант госбезопасности, но источники поступления спецсредств не подлежат разглашению. Хотя, говоря по правде, я этому чуду техники не сильно доверяю - часто выдает “молоко”.
— Ну ведь хоть что-то удаётся с ним?
— Если не с ним, то с другим. Пару дней назад я побывал в одном из подвальных помещений этого особняка, где у них раздатка линий телефонных, и установил на них свои датчики.
— Невероятно! А как ты там оказался?
— Ты же знаешь - я полюбил бродить по московским подземельям. Помнишь коллектор под Гоголевским бульваром, в котором мы прятались? Так вот, оттуда по кабельной канализации имеется проход к сборному колодцу под бывшей Чертопольской заставой, а от него и к твоему особнячку несложно пробраться.
— То есть ты там был?
— Да, и даже находился, если смог правильно сориентироваться, буквально через стенку от твоего невесёлого пристанища. Но извини - долбить кладку в четыре кирпича на окаменевшей извёстке без шума было никак нельзя.
— Гениально! Значит, ты теперь имеешь возможность слушать все разговоры этого Геннадия Геннадьевича?
— И не только его одного.
— Не боишься, что его контрразведка нас выследит?
— Пока - не думаю. Сигнал из подвала передаётся старым передатчиком на длинных волнах. А в длинноволновом диапазоне сегодня никто не работает и, стало быть, за ним толком не следят. К тому же сигнал шифруется очень простым, но теперь всеми напрочь забытым довоенным устройством.
— Однако! Признавайся - передатчик тоже твоя работа?