Вектор атаки
Шрифт:
– А когда нам везло… – сказал рядовой Юлфедкерк в сторону.
Мичман шумно выдохнул, словно стравил излишки давления из парового котла.
– Нам нужен корабль, – сказал он.
– Корабль будет, – уверенно молвил сержант Аунгу. – Доверьте это мне.
– Вот было бы прекрасно, – вдруг произнес рядовой Юлфедкерк, – если бы можно было послать в пространство некий сигнал, какое-нибудь кодовое слово, и все эхайны в едином порыве кинулись бы ловить злоумышленника! И патруль, и егеря, и обычные прохожие… Как все было бы просто! И не нужно было бы размахивать церрегом, тыкать скерны друг дружке в охырло,
– Размечтался, грунтоед, – проронил сержант Аунгу с горькой иронией в голосе.
Под сенью библейского древа
Встреча была назначена в безлюдной части ботанического сада Брисбейна, где в тщательно организованном беспорядке произрастали молодые араукарии, секвойи и еще какие-то совершенно незнакомые деревца в серебристой хвое, длинной и загибающейся кверху, словно ресницы кокетки. Какое-то время Кратов прогуливался в одиночестве, прикрыв глаза, полной грудью вдыхая дивные растительные запахи и наслаждаясь мимолетным ощущением покоя и гармонии. Очень скоро ноги привели его в уютную тенистую рощицу, где между ровных высоких стволов в пористой темно-вишневой коре устроены были белые скамейки с ажурными спинками. Скамейки были пусты, а с простершихся над ними мощных ветвей с толстыми, словно лакированными листьями обильно свисали мясистые плоды насыщенного карминного цвета, формой напоминавшие рыхлое яблоко и на вид вполне спелые. Кратов тотчас же вспомнил, что с утра во рту маковой росинки не было, деликатно огляделся и сорвал один из плодов у самого основания ветки, где, по его расчетам, пропажу труднее всего было обнаружить.
Когда перед ним возник словно бы из пустоты Эрик Носов, изящный и немного потусторонний, как китайская терракотовая статуэтка, Кратов отчаянно плевался, кашлял и обливался слезами.
– Всегда мечтал увидеть рыдающего Консула, – сообщил Носов с удовольствием.
– Ты специально назначил встречу именно здесь, – прохрипел Кратов, задыхаясь. – Знал, что я не удержусь…
– Не печалься, ты в прекрасной компании, – успокоил его Носов. – Правда, твоих предшественников к гастрономическим экспериментам склонил враг рода человеческого. Тебя, как мы видим, можно неплохо искусить без постороннего вмешательства. Это синэпия, библейское горчичное дерево. Последний представитель класса двудольных, обнаруженный в естественном состоянии в прошлом веке. Не уверен, что у Адама и Евы открылись глаза на природу добра и зла, но что на лоб вылезли – уж наверняка…
– Тебе не предлагали сменить псевдоним на Змея? – злобно осведомился Кратов.
– Этот псевдоним у нас давно закреплен за старейшим специалистом аналитической службы.
Вдоволь насладившись редким зрелищем, Носов вздохнул и протянул Кратову бутылочку пива.
– Да ведь ты и вправду знал! – поразился тот.
– На здоровье, – промолвил Носов хладнокровно. – Разумеется, знал. Не тебе чета… гм… А ты иногда бываешь таким предсказуемым!
– Мог бы и не тащить меня в эти заросли, – отдышавшись, попенял ему Кратов. – Чем тебе плоха видеоконференция?
– А как же синэпия? – изумился Носов. – Пропустить такое зрелище?! Впрочем… – Он вдруг помрачнел. – Можешь считать меня параноиком…
– Давно уже считаю, если тебя это развлечет.
– …но мой замечательный, прекрасно
– И постоянно думать одни и те же мысли, – согласно кивнул Кратов. – Когда окажусь в твоей клетке в следующий раз, выброшу источник паранойи к чертовой матери.
– Ну вот еще! – возмутился Носов. – Такую великолепную вещь?!
– И патрон к нему, – пообещал Кратов безжалостно.
– С чего ты взял, что это и есть источник паранойи?!
– Потому что он навевает тебе иллюзию легкого выхода из игры. Не будет его – не будет иллюзий. И ты тяжко вздохнешь и с обреченным видом примешься за работу. Продуктивную.
– Не замечал прежде за тобой наклонностей к авторитаризму.
Кратов, присосавшись к бутылочке, пробулькал что-то невнятное.
– В развитие темы паранойи, – сказал Носов флегматично. – Чем больше я узнаю эхайнов, тем сильнее мне кажется, что мы их недооцениваем.
– А вот я, – отозвался Кратов, – чем больше их узнаю, тем сильнее теряю к ним познавательный интерес. Это серьезный порок для ксенолога – но с какого-то момента они перестали восприниматься как объект моего профессионального интереса. Скорее как досадное препятствие на пути к возвращению в профессию.
– И все же… Что мы знаем об эхайнской ментотехнике? Что мы знаем об их экстремальной медицине? Об их наглухо засекреченных экспериментах с гибернацией?
– Что мы знаем об их музыке? – усмехнулся Кратов. – Как только мы вернем на Землю всех заложников, я вплотную займусь этой темой.
– Ты и в нашей музыке профан полнейший… Так вот, о чем это я? Меня постоянно преследует ощущение, что эхайны слышат и видят всякий мой шаг. Что в моем офисе понатыкано следящих устройств. Что в офисе Голиафа за шторкой, где у него спрятан заветный бар с напитками исторической ценности, на самом деле сидит на корточках эхайнский соглядатай…
– Скажи еще: что в самом Голиафе проглядывают до рези в желудке знакомые неандертальские черты! – фыркнул Кратов.
– Или что эта твоя… Ледяная Дези на самом деле никакой не безобидный ангелид, а подсадная утка, чьей задачей было отвлечь тебя от решения главной проблемы, увести по ложному пути подальше от какого-то верного решения, которое ты в умопомрачении прохлопал. И что доктор Спренгпортен снова возник в твоей жизни неспроста.
– Обратиться к нему была не моя идея.
– А хорошо ли ты знаешь того, кто эту идею тебе подсунул?
– Иди к черту, Ворон, – сказал Кратов.
– Ты даже не представляешь, с какой радостью я предпочел бы общество старых добрых патриархальных чертей окружению всех этих гекхайанов и т’гардов!..
– Ну, спасибо, – проворчал Кратов. – Не пойму, чем тебе так досадило мое общество… более внимательного и деликатного собеседника тебе вовек не сыскать…
Носов захохотал.
– Может быть, перейдем к делу? – спросил Кратов терпеливо.
– Изволь. Мы в Департаменте оборонных проектов ознакомились с планом предполагаемой операции и нашли его совершенно бредовым. Как это выразился коллега Циклоп… целомудренный сон праведника, изгнанного из рая за клиническое благочестие.
– Нисколько в том не сомневался.