Вектор обратного времени
Шрифт:
– Это верно. Значит, вы видели выступление ветерана Кожина?
Я кивнул.
– Сегодня утром. А ты когда о нем узнал? – я намеренно подчеркнул обращение на ты. Он, конечно, воспитанный, интеллигентный человек, но мне будет комфортнее, с ним себя чувствовать на равных. Я ему не начальник, вообще – никто, так добровольный помощник, или как он сказал – волонтер.
– Да, ты… – он смущенно потер подбородок, – я привыкну. Просто на кафедре ко всем на «вы», даже к студентам. Я об этом рассказе давно слышал, еще студентом. Вообще его давно уже отнесли к сочинениям солдат. Этаким теркинским байкам. А то, что этот дед говорил насчет особистов, подписок о неразглашении. Мне кажется, он себе цену набивал.
– А мне так не показалось, ведь недавно документы рассекретили,
У Петрова раскрылись глаза. Он почесал макушку.
– То есть, ты их видел?
– Ну да, – я решил не скрывать своей связи с Самсоновым, – немножко допущен к тайнам, вот мне выслали сканы этих показаний. Как я понял, этот ящик поднялся из леса где-то над деревней Починок.
На слово «Починок» аспирант сделал стойку, в глазах огонь.
Да, он точно ищет любые сведения об отряде Бати. Аспирант быстро и решительно перевернул свою коробку на стол, так что папки и отдельные листочки, мягкой кучей выпали на стол. Он ее сдвинул к краю, пустую коробку поставил на пол. Матерчатую перчатку он надел только на левую живую руку. Я наблюдал за его действиями.
Петров, чуть обернувшись в мою сторону, сказал коротко:
– В протезе у меня сканер, я сделаю первичный отбор. Контрольные слова: partizanen, terroristischen, RussischeBanditen. Для начала отсканирую отдельные документы, потом возьмусь за папки.
– Так ведь копировать нельзя, – усмехнулся я.
– Это не копирование, это отбор. Эти документы за сто лет никто ни разу не сканировал и не оцифровывал. Но я не могу сидеть и выписывать вручную… это анахронизм.
– Анахренизм? – не удержался я.
Он на мгновение замер, осмысляя мою шутку, и, улыбнувшись, кивнул:
– Вот именно, а на хрена мне время терять?
– Зуд, ты понял?
– Как рукавами… – подтвердил костюм, – делай как он, только у меня сканеры в обеих ладонях. Работаем.
Петров правой рукой водил над бумагами, а левой в матерчатой перчатке аккуратно их складывал на дно пустой коробки. Я делал тоже самое, только сразу двумя руками, не мешая Зуду управлять мышцами. За годы нашего техносимбиоза я привык отдавать костюму управление моим телом, обдумывая совсем другие темы.
Итак, сейчас мы с Петровым разберем первые две коробки, я отберу для него интересные документы, тогда как он вероятнее всего для меня этого делать не станет. Или станет? Посмотрим.
Отдельными документами шли перехваченные письма солдат вермахта, находящихся в котле. Слова «партизаны» и «русские бандиты» встречались почти в каждом письме, и везде фашистские оккупанты себя изображали «белыми и пушистыми», а партизаны и бойцы РККА злобными и коварными фанатиками, которые не хотят сами умереть, и даже в последний момент подрывают себя гранатами вместе с добрыми и отважными героями – солдатами фюрера, которые могли бы их убить быстро и без мучений. Поэтому уцелевшие русские бандиты не достойны доброго отношения, их нужно показательно казнить, чтобы у других не было желания сопротивляться натиску военной машины вермахта!
Хорошо, что я сам не стал читать всю эту фашистскую ахинею, а поручил Зуду, его железные мозги не способны на эмоции. Как я понял, Петров тоже не стал пока читать, поручив отбор специальной программе.
У нас набрались горки писем.
Зуд мне пискнул, как мы договаривались, если где-то в текстах проскочит Batia или Pochinok.
Петров работал как автомат, левая рука берет письмо из пачки, разворачивает, кладет на стол, правая проводит, листок переворачивается, снова пролёт правой ладонью над текстом, и затем листок сворачивается, если был свернут и возвращается в коробку.
Я подумал, что больше всего это напомнило старинное телешоу «Битва экстрасенсов». А мои действия чем от Петровых отличаются? То же помавание руками над столом с документами. До чего дошел прогресс? Раньше сидели бы мы и читали старинные пожелтевшие бумаги в свете таких же старинных желтых настольных ламп – ровесниц этих документов. А сейчас – стоят два «водолаза» или «космонавта» и машут руками над бумагами.
За час нашего стояния Зуд не только проверил больше ста писем, но и: сделал мне электромассаж, отобрал два письма, где упоминался партизанский отряд некоего Batia, а еще я увидел письмо от Макса Фон Вернера, летенанта 123 саперного батальона, лежавшего в госпитале с ранением. Своей мамочке он писал, что немножко ранен в ногу и руку и, вероятно, будет комиссован, так как левая рука плохо слушается. Еще, что он ждет своей очереди отправки самолетом в Старую Руссу или Псков, а оттуда в Германию. Меня удивил один его фрагмент: «Bitte sagenSie Clara, dass ihrWunsch, in Dachau in Dienst zu gehen, falsch ist, sie soll weiterhin im Magistrat der Stadt dienen.Wennich nach Hause komme, erklare ich es Ihnen.Meine Rettung ist ein gottliches Wunder, und Clarasoll in die Kirche gehen und Kerzen fur meine Genesung und die Gute von Voldemar aufstellen.Unser Enkel wirdnachdem Krieg noch langeleben mussen» 9 .
9
Пожалуйста, скажите Кларе, что ее желание поступить на службу в Дахау ошибочно, она должна продолжать служить в городском магистрате. Когда я вернусь домой, я все вам объясню. Мое спасение -божественное чудо, и пусть Клара пойдет в церковь и поставит свечи за мое выздоровление и доброту Вольдемара. Нашему внуку еще долго придется жить после войны.
Так, если это тот самый лейтенант Макс фон Вернер, то он имеет ввиду внука Карла? А ведь я помню, что дед Карла женился только после войны. Конечно, он может мечтать, видимо, военная цензура так эту фразу и прочитала.
Логика подсказывала, что если письмо оказалось среди захваченных документов, значит к адресату оно не попало. Вольдемар это кто? Та же логика подсказывает, что это кто-то из сослуживцев лейтенанта, вынесший раненого из боя.
Петров отошел от стола, приблизился ко мне, осмотрел горку отобранных бумаг.
– Неплохой урожай.
– Нашлось что о Бате?
– Да семь рапортов от низших чинов своему командованию. Есть довольно интересные. Выйдем на свежий воздух, на солнышко? Я хочу кофе с булочкой… там, за углом есть неплохое кафе.
Я откровенно любовался Петровым. За тридцать лет в Россию переселилось немало чернокожих из разных стран, включая Европу, но они для нашей довольно холодной страны все равно оставались экзотикой. Аспирант мне уже понравился своей энергетикой и напором. А еще тем, как он произнес «Я – русский!». У нас слово «негр» в отношении всех по генетике представителей африканских племен никогда не считалось оскорбительным и унизительным, как в странах запада, зараженных колониальным расизмом. Это там «ниггер» или «кафр» – всегда отражали ненависть и презрение к представителям «низшей» расы, у нас – нет. Из Петрова просто выпирало что-то такое – русское, чему я сразу и не подберу объяснений. Дружелюбие, что ли, уважение каждого ко всем, эманация сопричастности человека ко всему, что происходит в стране, обществе. А как еще объяснить, что парень, окончивший элитное среднее учебное заведение, а суворовские военные училища кадетского корпуса я отношу именно к таким, пошел не в военное училище, что было бы естественно для сироты, оставшегося без родителей во время войны, а в историки? Я интуитивно был убежден, что Петров не только на кафедре вел семинары. Но, пусть он сам все расскажет, не буду форсировать.
Кафешка, куда меня привел аспирант оказалась весьма симпатичной стекляшкой под названием «Адмирал», ну понятно, какой. Раз уж мы на улице адмирала Макарова.
Петров заказал пару стаканов капучино с сиропами, два круасана. А я занял единственный свободный стол с диванами.
Конечно, меня распирало от любопытства, но отец с раннего детства приучал сдерживать такие порывы, а чтобы мне было легче, я попросил Зуда:
– Сделай мне массаж воротниковой зоны.
– Электро? – уточнил костюм, – напомню, что механический требует больших затрат энергии.