Велесова ночь
Шрифт:
Выросшей в Италии Анне сначала все казалось непривычным. Даже одежда – непривычно широкая, просторная – удивляла. Хотя уже вскоре она находила ее приятной и удобной, если не усердствовать с украшениями и не надевать, как местные боярыни с княгинями, по три-четыре платья одновременно. От кухни с непривычки все время тянуло в сон. Но человек так устроен, ко всему привыкает. У Анны выбора не было. Свита Зои была ее спасением от безжалостного и невидимого врага. Кто ее преследовал, она не знала. Мать-настоятельница молчала и выбить что-либо из нее было невозможно. Поэтому единственное, в чем была уверена Анна, это в том, что пощады ей не будет. Хотя в новой жизни были и свои многочисленные плюсы.
Во-первых, в Москве дышалось легко и просторно. Не было узких, затопленных нечистотами улиц европейских городов. Она вспоминала, как чуть не задохнулась в
Во-вторых, русский язык. Он дался ей непросто, но по-настоящему, по-хорошему помогла Василиса. Карлица в свое время самостоятельно изучила грамоту, обладала ангельским терпением, когда дело казалось обожаемой госпожи, и была наделена настоящим учительским даром. Во всяком случае, уже через год, Анна почти свободно изъяснялась и читала по-московитски, а еще через пару лет язык знала лучше некоторых коренных жителей. И если бы не еле заметный акцент, могла бы сойти полностью за свою. Кроме того, и с Софьей Анна быстро нашла общий язык. Византийская принцесса со свойственной ей мудростью быстро оценила способности своей придворной дамы, ее преданность, честность и незаинтересованность. Все это вкупе с талантами верной Василисы стали незаменимым подспорьем в битве за место под солнцем наследницы Палеологов.
В это же самое время в высоком тереме Великого князя московского солидно, чинно, как в старые добрые времена, сидели по лавкам тяжелые, медведеобразные бояре. Тихо переговаривались между собой, обмениваясь последними новостями и свежими сплетнями. Словно и не было никаких изменений. Да только степенность и неторопливость были внешними. Внутри каждого сидел, затаившись до поры до времени, страх.
Подлая чужестранка Зоя Палеолог находилась в специально отведенной для великой княгини зале и выслушивала доклад дьяка Владимира Гусева. Тот был одним из немногих московитов, которых наградила она своим доверием. Времена были смутными. Только расправились с упрямыми новгородцами, а уже чуялись новые смуты. На западе литовский князь Казимир собирал войско, из Орды шли тревожные вести. Даже людишки посадские почуяли некрепость власти и снова принялись за старое: подати платили нехотя, ссылаясь на тяжелые времена. Да и для московского купечества времена настали непростые. Нечем было дышать московской коммерции. Все пути и дорожки торговые были перекрыты Ганзой проклятой. Набирали силу и на святой Руси изворотливые и двуличные латиняне. Про странную смерть молодых писарей выслушала внимательно, исчезновение коробейников, избиение купца и смерть бабы Манефы тоже приняла всерьез. Вмешаться или нет? Время покажет, сказала сама себе. Во всяком случае, ни Холмогоров, ни Добровольский к цвету московской знати не относились. Единственное, что заслуживало внимания, – слухи о дьявольских кознях, чернильным пятном растекавшиеся по Москве.
Шепоток, пока тихий и еле слышный, что мол, не иначе как Зойка подлая сатану за собой в юбке принесла, просочился и во дворец. Говорили, что не зря Кремль на Ведьминой горке построен. В стародавние времена было здесь капище, и много невинных душ принесли в жертву древним немилосердным богам. А позже стали здесь хоронить чародеев с волхвами и под страхом смерти запрещали приближаться к этому месту. Поэтому и церквы не стояли, а рушились одна за другой. Только молитвой и смирением монашеским можно было неспокойные души проклятых колдунов умиротворить. А новые порядки Софьины да мастера заморские, старину на свой лад перестраивавшие, муть-то со дна и подняли. Так мололи языками вездесущие кумушки, и бывалые мужи только качали головами в знак согласия.
Стоило бы разобраться, кто распространяет эти слухи. Софья вздохнула. К дамоклову мечу, нависшему над ее головой, она привыкла с детства. Но с момента воцарения в Москве меч этот настолько опасно приблизился к ее макушке, что даже впитавшей с молоком матери все дворцовые козни и интриги византийской принцессе
Но привыкли бояре к тому, что князь был первым из равных. И это никак не входило в планы дальновидной принцессы. Для начала она стала вводить шаг за шагом во дворце византийский этикет. Вроде бы мелочи, но эти неприметные детали день за днем накапливались, и в один не слишком прекрасный момент бояре обнаружили, что теперь они уже не равны князю. Под предлогом приведения дворцового этикета в соответствие с византийским, Зоя почти свела на нет возможности удельных князей и бояр влиять на принимаемые решения.
Следующей задачей стало окружение кремлевского дворца таким великолепием, чтобы всякий, кто видел, проникался благоговейным трепетом перед богатством и величием великого князя. Москва деревянная должна была уступить место Москве каменной. Впрочем, ее мужу, Великому Князю Московскому, богатства было не занимать. Она улыбнулась. Князь прислушивался все больше и больше к новой жене. Влияние Софьи росло. Она вспомнила недавно увиденный рисунок нового храма и улыбнулась. Братья Альбинони, архитектор и математик, были гениями. Если возможно будет построить этот храм, то он станет новым чудом света. Москва не просто поднимется вровень с лучшими европейскими городами. Она превзойдет их!
Зоя лучше кого бы то ни было понимала замыслы своего мужа. Самое заветное, нутряное было открыто ей. Если в начале она только надеялась, то теперь была уверена: стране, которая стала ее второй родиной, суждено великое будущее. У владетеля лесных задворков Европы и беспомощного ордынского данника были далеко идущие планы. Иначе и быть не могло.
Словно тень пробежала по лицу царевны, от мечты приходилось возвращаться к реальности. Она знала, какая опасность ей угрожала. Нет, не боярского гнева опасалась дальновидная царевна. Причиной ее тревоги был один единственный человек – Иван Молодой, единственный и обожаемый сын Ивана Третьего. Он еще отроком возненавидел чужестранку, занявшую в сердце отца место его умершей и обожаемой матери Марии Борисовны Тверской. Теперь же ее самому отчаянному и непримиримому врагу исполнилось двадцать лет. Шпионы Зои, пронырливыми куницами шнырявшие по дворцу, подслушали и передали, что-де на тайных сходках поклялся Иван Молодой отправить проклятую византийку в монастырь. А в тихой келье отравить ядовитым зельем, дабы это исчадие адово не мутило Русь и не насаждало порядки свои заморские. Самые именитые и уважаемые бояре поддерживали молодого наследника. Патрикеев и Федор Курицын стали уже откровенно дерзить правительнице. Только невероятным усилием воли удавалось ей сохранять спокойствие. Но только выдержкой дело не спасешь. Единственное, что могло помочь… Она поморщилась, и суровая складка пролегла по лбу. Она должна, обязана была родить сына, иначе все пойдет прахом… На всю жизнь она запомнила уроки своего отца: "Властью, моя дорогая, не делятся. Ты должна разделять твоих врагов, но властвовать безраздельно". И Зоя Палеолог не собиралась ни с кем делиться…
От горьких мыслей великую княгиню отвлек Гусев.
– Княгиня, так что мне ответить дворянину Лыкову? – донесся словно издалека голос дьяка.
Гусев же по удивленному виду Софья понял, что та просто прослушала все, о чем он только что долго и убедительно толковал. Терпеливо повторил:
– Молит о личном приеме. Наверняка милости просить будет. Сына хочет на государеву службу пристроить, сынок молодой, да глуповат, наукам не обучен и во дворце почти не бывает, если отец его и приволокет, то забьется в угол и сиднем сидит, и ни слова, ни пол-слова, чисто в рот воды набрал. Сам не раз замечал. Ну а родитель, конечно, старается, а как же не радеть, свое, не чужое!