Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда!
Шрифт:
– Скажи, как ты могла знать, что я предложу тебе покататься? Ты ведь меня там ждала?
– А ведь не ко мне вопрос, мистер Лютенс. Восстановите последовательность событий. Вы вышли из посольства, когда захотели. Пошли, куда ноги понесли. Стояли, с мужчинами разговаривали. Я в вашу сторону даже не смотрела. У вас это обычная манера – приставать на улицах к незнакомым девушкам? А если нет – подумайте, что вас подтолкнуло к нестандартному шагу? Кстати, там совсем неподалёку от меня тоже очень миленькая девушка стояла, в юбочке на ладонь ниже пояса. Чего к ней не обратились?
«Водка, – чуть не ответил Лютенс. – В ней всё дело. После четвертинки без закуски и не такие эскапады могут в голову прийти…»
А девчонку в короткой юбочке он, убей бог, не видел. А если б и да – зачем она ему?
Глава
Лютенс себя чувствовал, как бы это лучше выразиться – странно. По всем параметрам. И это никак не объяснялось тем, что случилось с ним и вокруг, начиная с момента, когда до него дошла первая информация о полном провале дела, стоившего нескольких лет жизни и многих душевных терзаний. Да, звучит необычно, но и для человека, посвятившего себя игрищам «плаща и кинжала», есть такие константы, выход за пределы которых нарушает «постоянство внутренней среды личности».
Да, дело провалено, и даже при самом оптимальном для разведчика исходе ни на что приличное в смысле дальнейшей карьеры он может не рассчитывать. Слишком значительно дело и масштабна теперь цена поражения. Если начать перечислять по пунктам, прямо страшно становится.
Очень даже может быть, что уволят его «с позором», а это катастрофа для человека, жизнь посвятившего государственной службе. После такого увольнения и в солидную частную структуру не возьмут на хлебную и спокойную должность. Придётся пускаться «на вольные хлеба». В детективы податься, вроде Ниро Вульфа или Перри Мейсона. Судя по книжкам, и в этом качестве люди живут, а то и благоденствуют, не подчиняясь никому и не завися от гримас мировой политики. Ну, ещё можно попробовать себя на поприще «белого наёмника» при правителе какой-нибудь дикой страны. Ставки там приличные, но уж больно работа противная и опасная.
Варианты третий и четвёртый категорически неприемлемы. То, что посол намекнул на возможную выдачу Лютенса русским – полная, разумеется, ерунда. Любому понятно, что в отместку за такую подлость он молчать не будет и без всякого раскаяния сдаст русской разведке и контрразведке всё и всех, что и кого знает, а также и многое сверх того. Поэтому речь, скорее всего, пойдёт о несчастном случае или внезапном сердечном приступе, инсульте или о чём-то ещё в этом же роде.
Фантазия у парней из «конторы игрек» не то чтобы слишком богатая, но зато практики достаточно, и вся цепочка под контролем: ненужных вопросов не возникнет ни у коллег, ни у судмедэкспертов, ни даже у родственников. И никакая это не паранойя, чистый реализм, не более того. Если вдруг в Вашингтоне или в каком-то другом месте решат, что пора менять курс в отношениях с Россией, слишком много знающий специалист из «предыдущей исторической эпохи» никому не будет нужен. Скелеты рациональнее выбрасывать вместе со шкафами, а не ждать, что некто любопытный от нечего делать в старый шкаф заглянет.
Так что очень даже вовремя русские эмгэбэшники к нему свою сотрудницу подвели. Правда, если бы дождались момента, когда он сам к ним прибежит, могли бы побольше выгадать… Да и он тоже.
Из этих размышлений вытекает, что он, в полном соответствии с принципами его организации и вообще страны, в которой довелось жить и служить, уже решил, что в свете складывающихся обстоятельств предать следует первым, не дожидаясь, пока предадут тебя. Он прекрасно представлял, какой материал может на него быстренько представить «куда следует» посол Крейг и те, кого он сочтёт нужным пригласить себе в помощники. И наверняка найдёт такой канал продвижения информации, что помочь не успеют, не смогут, а потом уже и не захотят те, на покровительство которых он до последнего момента так рассчитывал.
Потому что игра, как выясняется, идёт между совсем другими партнёрами, чем ему представлялось, и на стол тут бросают не «даймы» и «квотеры», а, пожалуй, полновесные гинеи [110] .
Причём кто, кого, как и во что играет – понять пока не получается.
Штука с «параллельной Россией» вносит в и так не простую ситуацию такой дополнительный элемент непредсказуемости, что и вправду поверишь поэту Тютчеву: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать – в Россию можно только верить».
110
«Дайм», «квотер» – жаргонное обозначение американских монет в 10 и 25 центов. Гинея – британская золотая монета, формально приравнивавшаяся к фунту стерлингов, но делилась на 21, а не 20 (как фунт) серебряных шиллингов. Уже в девятнадцатом веке приобрела несколько символическое, «эстетское» значение. В аристократических кругах в гинеях было принято оценивать породистых лошадей, драгоценности, предметы антиквариата и т.п. Никакому лорду не приходило в голову сказать: «Бэрримор, пошлите кого-нибудь в лавку, пусть возьмёт на две гинеи выпивки и провизии». Карточные долги тоже обычно исчислялись в гинеях.
Но подождите, если есть параллельная Россия, то и Штаты тоже есть, и в мировом раскладе в итоге ничего не меняется? Только вот как найти дорогу в те Штаты, если и про ту Россию ему пока ничего почти не известно. Значит, надо узнать, любой ценой, вот на ближайшее время цель и смысл жизни. А то вдруг окажется, что, если в России победили «белые» и сохранилось самодержавие, в Штатах могли победить южане, и, значит, «янки» [111] там делать нечего.
111
Пренебрежительное наименование южанами северян во время Гражданской войны. В настоящее время во многих странах мира обозначает североамериканцев вообще, в самих США по-прежнему относится больше к жителям Новой Англии (северо-восточные штаты).
Рысь указала ему на неприметную (как водится, «приметные» в позапрошлом веке делались только на парадных подъездах, выходящих на улицу) дверь в левом углу двора «П-образного» здания. Тёмные окна всех трёх этажей смотрели неподвижными взглядами, и от этих взглядов, за которыми не ощущалось никакой жизни, на душе американца делалось ещё тревожнее. Хотя никакой это не «тюремный замок», вроде Бутырки или питерских «Крестов», а вот поди ж ты. Умеют русские даже своей архитектурой на психику давить. Или сам Лютенс успел себя так основательно накачать адреналином и иными кортикостероидами, или продолжалось действие того самого внезапного изменения структуры всей окружающей среды, что ему померещилось. Как кошке за некоторое время до землетрясения или наводнения.
По широкой и пологой чугунной лестнице, где чугунное литьё перил имитировало причудливую кружевную резьбу по дереву, по рифлёным ступеням со следами логотипов фирмы-производителя, полустёртых миллионами прошедших по ним подошв, он в сопровождении девушки поднялся на третий этаж. Им не встретилось по пути ни одного человека, и даже не слышалось людских голосов и каких-либо иных звуков в расходящихся вправо и влево длиннейших сводчатых коридорах. Зато шаги отдавались вверх и вниз удивительно гулко. Прямо заколдованное царство какое-то, а не довольно обычный старый дом в центре города. При советской власти здесь наверняка размещалось учреждение министерского уровня – главк, совнархоз или что-то в этом роде. Сейчас могла бы поселиться сотня разнообразных офисов, или, опять же, департамент московского правительства, но выглядело так, будто здание законсервировано для некоей специальной функции. Отчётливо пахло старым деревом и как бы не архивной пылью.
На верхнем этаже Рысь предложила войти во вторую от пересечения пугающих коридоров дверь, справа. То есть расположенное за ней помещение должно быть обращёно окнами во двор, а не на улицу.
За дверью Лютенс увидел приёмную с оборудованным по самым высшим стандартам рабочим местом секретарши (или секретаря, в зависимости от вкусов руководства). Расплодились последнее время кое-где при мужчинах-начальниках секретари-референты с внешностью персонажей порнографических открыток начала прошлого века. Ещё там было несколько массивных, тоже старого фасона, стульев для ожидающих приёма лиц и уголок с журнальным столиком, удобными креслами и большим аквариумом, возле которого, любуясь рыбками, могла бы скоротать ожидание раньше назначенного времени явившаяся VIP-персона. Сейчас здесь никого не было, ни секретарей, ни посетителей, только лениво шевелящие хвостами и плавниками макрорусы, или как их там, тычущиеся глупыми мордами в толстое стекло.